Татьяна Форш - Как найти Феникса

– Вот! Я же говорил, что волчий призрак у нас на озере озорничает! Дед соврать не даст! Он как раз в тот год появился, когда жинка Головы укатила с полюбовником!

– Угу. – Тетя похрустела огурцом и подтянула к себе бутыль с… молоком? – Тогда вот вам сразу несколько вопросов. Отвечать на них надо быстро и доходчиво! Что случилось после бегства супружницы вашего Головы? Если вы – род ведунов, то как проморгали налет Пепельного на деревню? И как ты, старик, коли ты ведун, можешь не знать об участи собственной жены?

Последний вопрос задел деда Олеся за живое. Он нахмурился, ногой выдвинув из-под стола табурет, тяжело опустился на него. Взял нож и отточенными движениями прямо на дощатом столе принялся кромсать сало. Как только от шмата остались одни ломти, он начал резать красные бока помидоров. Наконец, когда кромсать оказалось больше нечего, он обвел нас ясными, совсем не старческими глазами.

– Значит, поговорить хотите, госпожа заезжая волшебница? – Он уставился на Мафу так, словно она сперла у него рубль в праздничный день, и угрюмо усмехнулся. – Что ж, можно и поговорить, раз хочется. Только не думай, что ты способна эти проблемы решить! Хотя… Чего уж тут… – Старик опустил глаза и, разглядывая изрезанную столешницу, вздохнул. – Не колдуны мы… С даром предвидения не больно-то с призраками повоюешь!

– Ладно, забыли. – Мафа тоже перестала изображать крутого спецмагагента. Тихо откупорила бутыль и, нюхнув левой ноздрей, опознала содержимое, чем и была несказанно обрадована. – Олесь, ты того, не серчай! Спасибо за хлеб да соль. Давай, может, по чарочке? Мне после баньки так самое то!

Дед задумчиво пожевал усы, с сомнением покосился на бутыль, нежно прижимаемую тетей к необъятной груди.

– А по чарочке не великовато ль будет? Все-таки на меду настоянная! Может, стопками обойдемся? Это я не оттого, что жадный, это я к тому, что побеседовать бы надобно, а разговор долгий намечается…

– Хочешь сказать, что я пить не умею? – Тетя заняла наступательную позицию. – Да я, если хочешь знать, такое экспериментальное пойло употребляла, ради прогресса науки, естессно, тебе и не снилось! И ничего! Жива!

– Это ты сейчас про почечуйник? – уточнила я, жуя уже остывшую картошку, не забывая макать ее в свежайшую сметану.

– И про почечуйник тоже! – кивнула тетя и приказала Митяю: – Давай, малец, метнись за стаканами!

Пацан покосился на деда, дождался кивка и бросился в сени.

– Ну, стаканы так стаканы! – Олесь вдруг усмехнулся в усы и неопределенно буркнул: – Может, так даже и лучше.

– Так всяко лучше! – Тетя не стала вдаваться в расспросы. Только уточнила: – Может, еще и квасок найдется?

Дед Олесь с тяжким вздохом поднялся…

Вскоре на столе появились запотевший кувшин с квасом и три стакана. Митяй уселся рядом с дедом и принялся уплетать нехитрый ужин. Тут скрипнула входная дверь, впуская убитого горем Афанасия. Оглядев нашу честную компанию, он скорбно поинтересовался:

– Я тут случайно услышал что-то про стаканы… и картошку… и квас… и вообще… – Он всхлипнул. – Вот вы, значит, как? Поизгалялись, чуть не убили и бросили ночью одного, холодного и голодного! Хорошо хоть, друг верный овсом поделился. Или думаете, что раз я снова Змеем стал, так, значит, не вашего поля ягода и могу овсом перебиться?

Я всмотрелась в печально выпученные глазищи Афона и пристыженно вскочила с места:

– Так мы думали, что ты сам решил пока в дом не заходить! Иди, садись на мое место!

– Кто думал, а кто рядом с такими друзьями на одном поле и… клад не закопает! – Тетя невозмутимо наполнила доверху два стакана, покосилась на шмыгавшего носом Змея и милостиво плеснула в третий. – Ладно уж, недоразумение ходячее, иди, выпей с нами чарку примирения, и забудем все наши разногласия. Все равно стаканов три, а Васька горюче-смазочные материалы у нас пока не употребляет!

– О, миль пардон, мадам! – Афанасий перестал стонать, прошел к столу и, плюхаясь рядом со мной прямо на пол, зло уточнил: – А о каких разногласиях идет речь? Может, об этих глазах или хвосте чешуйчатом? Или о зеленом цвете кожи?

– А что тебе не нравится? – мило улыбнулась ему тетя. – Могу сделать тебя желтым или красным. О, а может, лучше серо-буро-малиновым? В крапинку!

– Издеваемся? – Афон сгреб когтистой лапой пузырь самогонки и надолго припал к широкому горлышку. Когда белесой жидкости изрядно поубавилось, он громко рыгнул и отставил бутылку. – А мне все равно! Ну не быть мне человеком – и ладно! И не такое переживал! Да и тебе, мамаша, покоя больше не предвидится! Это я, ведьма страшная, как Змей Подгорный говорю!

– Вот таким ты мне больше нравишься, парниша! – Тетя никак не отреагировала на его угрозу, подняла стакан и, чокнувшись с дедом Олесем, сделала пару глотков. – Будешь достоин стать человеком по нутру, а не по ситуации – подмогну. А теперь сиди и помалкивай! Требуху набивай. – И кивнула притихшему деду Олесю: – Рассказывай, уважаемый, все, что ты хотел, чтобы мы знали.

Хозяин не спеша откусил огурчик, сосредоточенно им похрустел и в замешательстве пожал плечами.

– А чего рассказывать? Все и так всем известно, и в народе молва до сих пор ходит, успокоиться не может. Другое дело, вы-то не местные… Эх, не хотел бередить старые раны, да, видать, придется…

– Деда, а может, я начну? – Митяй под шумок слупил полкотелка картофана и теперь ерзал на стуле так, что явно рисковал нашпиговать свой тощий зад отборными занозами. – Ну можно?

– А, начинай! – Дед, как мне показалось, с облегчением махнул рукой и заново наполнил стакан. – А я пока посижу, подумаю.

– Ну вот, значится! Дело было пять лет назад. Я не больно-то помню, но говорят, в тот год засуха случилась, не вышептать какая, – затарахтел Митяй, словно опасаясь, что его остановят. – И цирк бродячий к нам пожаловал. А жинка Головы заприметила среди циркачей одного трюкача. Только это потом стало известно. Когда цирк уехал, хватились, а ее тоже след простыл. Голова любил ее сильно, ну и знамо дело – двоих детей одному-то на ноги поднимать несладко! Вот и запил.

Я едва сдержала усмешку. Надо же, такой маленький, а рассуждает так, будто ему сто лет в обед. И покосилась на тетю, но та предельно серьезно ему внимала:

– Ага. И цирк уехал, и клоунов не осталось. А Голову, я так понимаю, другого выбрали?

– Та не, тот же остался. Так-то он мужик толковый: ежели какие неприятности случатся, вмиг все наладит. Грех другого выбирать, – включился в беседу дед Олесь. – Что только наши поселяне ни делали, какими только травами его ни лечили – а все одно. Грусть-тоска съедает нашего Василя Силыча. И вот уж не знаю, откель сельчане узнали о знахарке пришлой, но решили, что с ее помощью вылечат нашего Васю от тоски. Да только еще хуже сделали.