Татьяна Форш - Как найти Феникса

– Зеркало – круг, зеркало – друг. Зеркала муть, ниточкой путь. Кровь на века, в руку – рука. Судеб не счесть, жду тебя здесь. Камень Алтырь, твой поводырь. Мафаня. Василиса. Баня.

Во бред-то!

Хорошо, что тетя читала этот заговор, старательно выговаривая каждое слово, замолкала, ждала, когда я повторю, и снова говорила. После эпического окончания я даже зажмурилась, ярко представляя, как глупо выгляжу, стоя голой посреди бани с зеркалом в одной руке и ковшиком воды в другой, ожидая громы и молнии на мою бедную головушку. Вот только ничего подобного не произошло.

Все оказалось гораздо хуже!

– Донечка! Кровинушка! Корова блыкущая! Я, значит, ее жду, ночи не сплю! Уже всех ухажеров от себя отвадила! А она тут, понимаете ли, в бане моется! – оглушило меня тетино сопрано, заставив от неожиданности подпрыгнуть и стремительно развернуться, совсем позабыв о ковшике холодной воды, которая теперь, после таких кульбитов, стекала с озадаченного тетиного лица. – Твою ж… да капеллой… в три голоса! Васька, ты чего творишь, окаянная?!

– Радуюсь! – Я вымучила из себя улыбку. Ну а что еще скажешь? Затем, вспомнив, что до сих пор голая, я подхватила с лавки шайку и скромно прикрыла ею что смогла. – Какими судьбами?

– Ты как родную тетю встречаешь?! – Мафаня подошла ближе и прижала к себе так, что деревянная шайка не выдержала и со скрипом развалилась. – Аль не рада?!

– Очень рада. Это я от неожиданности. – Я осторожно высвободилась из ее объятий, ногой отпихнула к стене деревяшки и, заметив недоверчивый взгляд, бодро закивала. – Правда-правда!

Куда бы теперь ковшик пристроить, чтобы его тоже не постигла участь тазика?

Но пристроить я его не успела. Крепкая тетина рука перехватила ковшик и окунула его в бадейку с водой.

– А хорошо ты тут устроилась… Банька, красота, чистота! Эх, мож и я, коли тут оказалась, кости свои, еще совсем не старые, попарю? А, племяшка? Как думаешь?

Я посмотрела, как она по-хозяйски наполняет горячей водой последнюю и еще пока целую шайку, да только и смогла что спросить:

– А… ты ко мне надолго? – Нет, не подумайте чего! Я тетю люблю, даже обожаю! Считаю ее чуть ли не матерью! Но… путешествовать вместе с ней… Ну уж увольте! Особенно зная, как она действует на мужчин, которых в моей компании и так негусто!

Тетя недолго думая скинула в предбаннике цветастые цыганские юбки, расшитую рюшами и петухами белую блузу и, оставшись в короткой майке, забралась на полок.

– Не пойму, ты это так радуешься нашей встрече или не знаешь, как меня спровадить? – Она расплела свои шикарные черные волосы, смыла с лица сурьму и румяна и стала выглядеть гораздо моложе.

Почему я этого раньше не замечала?

И почему я привыкла считать, что она ровесница отца?

Сколько было бы сейчас маме? Тридцать девять? А Мафа на три года ее моложе!

– Просто не ожидала! – Я улыбнулась, подумала и забралась к ней на полок. – Но… честно? Очень рада, что ты здесь, рядом! Рада, что могу рассказать тебе все, что произошло, а ты, может быть, поможешь решить наши проблемы!

– Так рассказывай! Чего мычишь, как телок перед воротами? – Тетя улыбнулась, достала из воздуха гребень и принялась расчесывать черные длиннющие волосы.

И я выложила ей все! И про злоключения, и про поиски кольца, и про мечту стать свободной от Феникса, и про Пепельного, исполнившего все наши желания, но испортившего при этом всю мою жизнь!

– А теперь чего думаете делать? – помолчав, поинтересовалась Мафа.

– За Фениксом идти надо. Афон дорогу знает в царство то, подземное. – Ну вот! Сказала. И ничего не екнуло. Наверное, смирилась с неизбежным! Надо – значит надо! – Только сперва домой хотели заехать. Батю повидать, тебя. И Борьке дар речи вернуть!

– Тю! Нашли из-за чего время тратить! Батя твой живет-поживает, добра наживает! Хотел было к тебе намылиться, да без приглашения ну никак нельзя! Написал твоему муженьку гору писем, с просьбой заехать в гости, да в ответ только вежливые отказы и получает: мол, рано! Вот первенец родится, тогда и в путь!

– Какие такие письма? Кто пишет? – Я настороженно нахмурилась. А вдруг это тоже проделки Пепельного?

– Дык я! – лениво фыркнула Мафаня, совсем разомлев от жары. – Понимаю же, что может случиться, если этот бык-тупогуб поедет на поиски вашего дома. А царством-королевством кто будет управлять? Снова я?! Так что не благодари, племяшка. И голову не грей! А Феникса надо выручать! Это теперь твоя главная забота!

– А Борька? – Феникс, конечно, моя главная забота, но без советов рыжего умника – уже никуда!

– А оно тебе надо? – осадила меня тетя.

Но я была тверда.

– Надо!

– Тогда не вопрос! – пожала плечами Мафа. – Болтанка чашелистная у меня в мешочке завсегда найдется! Главное пропорции. Тока экспериментировать будем позже! А теперь давай-ка, дорогая, из бани выбираться. А то чую, скоро двери начнут выбивать! Сколько ты тут до меня сидела?

– Да часик будет! – улыбнулась я. Заходила в баню, было светло от закатного солнца, теперь же свет в оконце исчез, и мы с тетей уже полчаса как болтаем в сгущающихся сумерках.

– Во-во! И со мной часик.

– Народ, наверное, волнуется! – Я покусала губы. Оставила всех без бани, мыльного корня и почти без воды…

– Волнуется – не то слово! Слышишь? – Тетя подняла указательный палец, призывая к молчанию. Из услышанных встревоженных голосов я узнала говорок Афанасия и односложные ответы деда Олеся:

– Может, дверь выбить? Вдруг ее Пепельный через зеркало забрал?

– Да я говорю – только что голоса слышал! Женские! Боязно как-то ломать!

– А чего боязно? Сломали. Зашли. Глянули – там она…

– Голая!

– Да не важно! Извинились и ушли!

– А ничего, что эта дверь мной на совесть срублена? С наскоку не возьмешь!

– А если не с наскоку? Мы ее пока рубить начнем, а там, глядишь, принцесса поймет, что дело-то неладно…

– Ага! Ясен перец – неладно, раз кто-то в дверь топорами долбится…

– Ну, типа того! Оденется и выйдет!

– А без долбежки топорами она не дотумкает, что в бане моются, а не живут? К тому же, вот думаю, чей еще там голос может быть?

– Так, может, она сама с собой? За себя и за того парня? Репетирует перед встречей с Пепельным!

– Вот! Слышишь? Волнуются! – Тетя быстро заплела косу, закинула ее за спину и вышла в предбанник. – А эти портки и рубаха тебе дадены? – послышался ее голос.

Я вышла следом и взяла с лавки оставленную мне дедом Олесем одежду.

– Ага. Да я не в претензии. Мне сейчас хоть что, лишь бы не дымное, не грязное и не колючее от песка! – Я в два счета натянула на себя одежду, подпоясала рубаху цветастым пояском, выпавшим из вещей на пол, и кивнула тете. – Я готова.

Она уже тоже оделась и теперь поправляла на себе цветастую одежду. Затем нацепила тапочки, подождала, пока я обую лапти, и, щелкнув засовом, распахнула дверь.