Екатерина Шельм - Жених на замену

Валле прищуривается. Впервые мне кажется, что она не знала моих слов наперед.

– Так что некоторое время я буду иметь честь сопровождать вас куда вы там ходите, возможно попытаюсь немного за вами ухаживать. Уж не обессудьте и потерпите. Не думаю что это продлиться долго.

– Потерплю. – коротко роняет невеста. Я усмехаюсь.

– Это все. Вашего брата я не убью, по крайне мере постараюсь. Убедите его не злить меня на дуэли и он переживет ее с наименьшими потерями, разве что эго подсдуется.

Я встаю, встает и Валле.

– Я… благодарю вас. – говорит она странно серьезным тоном. – Я вижу как я вам отвратительна и все понимаю. Спасибо за вашу честность. Но позвольте спросить – чем я заслужила вашу ненависть?

– Ненависть? Я не ненавижу вас. – слова мои очень уж поспешны. Неужто почуяла волчью ярость?

– Вы сказали – избавим друг друга от ненавистного общества.

– А… ну… я в большей степени имел ввиду, что это вам мое общество ненавистно.

– Но я также не испытываю к вам ненависть, мистер Хардман. Презрение, гадливость и омерзение -да, но не ненависть.

Моя челюсть здоровается с полом.

– ЧТО?

– Простите если была резка. Мне показалось, мы говорим откровенно.

– Ты испытываешь ко мне омерзение? Ты ко мне?

– К вашему распущенному образу жизни, к вашим манерам, к отсутствию рационального и холодного зерна в ваших решениях.

Вот никогда не был чувствителен к критике, а сейчас задело. Чертовски задело! Это у меня жена второй батюшка будет?!

– Чтож, откровенность за откровенность, – рычу я. – Любой волк скорее лапу себе отгрызет, чем заберется на такую волчицу как вы.

Ее бледные скулы чуть розовеют.

– И это меня более чем устраивает. – гордо заявляет эта особа.

– Почему?

– Что, почему? – огрызается Валле, и я впервые слышу в ее голосе раздражение, хоть какое-то чувство. Что, задело все таки?

– Почему тебя устраивает быть обморочной уродиной?

– Вы забываетесь, мистер Хардман!

– Чем ты больна? Почему зверь тебя не лечит?

– Вам. Пора. – чеканят мне в лицо.

– Что-то тут нечисто. Не может двуликая болеть. Подойдите, – я протягиваю руку и обычно все волки меня слушаются. Не могут не слушаться. Эта же отшатывается.

– Уходите.

Обхожу кофейный столик. Хочу коснуться и понюхать ее кожу чтобы убедиться что у Виолетты Валле вообще есть зверь.

Она в ужасе смотрит как я приближаюсь. Без шуток на ее лице самый настоящий ужас.

– Да не бойтесь вы, я только… – беру ее за предплечье и в следующее мгновение меня отбрасывает. С грохотом пробиваю стеклянные двери, лечу через сад и переваливаюсь через ограду их имения.

Сваливаюсь кулем на мостовую, трясу головой.

Ничего себе! Поднимаюсь, отряхиваю костюм. Ну, Валле… Еще посмотрим кто кому «омерзителен».

Глава 3. Волк знает лучше

Из всех наших дел брак меньше всего касается посторонних; но именно в него посторонние лезут особенно часто.

Джон Селден

Следующим утром меня будит старик Халлен.

– Вставай, шкура! – прилетает чувствительный пинок, по торчащей из-под одеяла ноге. Я валяюсь с краешку, потому что этой ночью в моей постели было тесновато. Три волчицы спят, свернувшись клубочками.

– Отвали, старик, – бурчу и натягиваю одеяло. Рука автоматически шарит в поисках нежной девичьей груди, которую так приятно сжать по утру.

– У тебя дуэль, и будь я проклят если позволю тебе опоздать. Поднимайся, Рейнар. Немедленно!

Ах, проклятье. Мелкий Валле… Точно…

– Встаю.

– Вставай. – старик и не думает уходить. Халлен опытный вояка, знаменитый дуэлянт, бывший следователь и оперативник в столице. Его боевой опыт на вес золота, а почтенный возраст позволяет даже батеньку временами называть мальчишкой, что уж там до меня. А еще он предан клану. Клану, который когда-то оплатил его учебу в академии, который поддержал его и лечил после серьезной травмы на оперативном задании, клану, который подарил ему волчицу, батюшкину тетку, зверюгу ту еще. Словом, меня и голого пинком отправят на дуэль, только чтобы никто не мог сказать, что кто-то из Хардманов не явился в срок.

Встаю и иду в ванную, смывать с себя всякое…

Вчера, вернувшись домой от обморочной Валле, был ужасно зол. И полночи доказывал черт разбери кому, что вовсе не «омерзителен». Так раздоказывался, что девчонки до сих пор пошевелиться не могут.

Я вроде бы начал только с двумя, откуда третья взялась уже и сам не помню. Разозлился я… не знаю отчего. Как будто мне не все равно что обо мне думает это привидение. Омерзителен… Если бы только верил, что у меня на нее встанет, положил бы поперек стола и показал бы как я ей «омерзителен». Сама бы просила еще, как все прочие просят.

Вот ведь пристала! – ловлю себя на том что снова думаю про обморочную, намыливая волосы.

Одеваюсь, роняя капли с мокрых волос на рубашку. Халлен как верный сторожевой пес стоит у двери и поглядывает на часы. Рот раздирает зевок, я трясу головой и приглаживаю шевелюру пятерней. Бриолин и локоны это не про меня.

Еще темно, Халлен конечно же озаботился чтобы мы прибыли первыми. По негласным дуэльным законам нашего графства, прибытие вторым означает некоторую трусость. Были уморительные истории, когда один дуэлянт расталкивал первого, уснувшего прямо на месте с вечера. Я таким не страдаю, а трусость во мне обнаружить очень проблематично.

Дремлю, откинувшись на стенку кеба. Быстро надеру зад мелкому Валле и обратно в теплую постель.

Кеб останавливается, вылезаю в стылый утренний воздух. Поляна у ручья Салливана привычное место схваток. Достаточно далеко от жилья, но с хорошей дорогой, чтобы не растрясти решительность на ухабах.

На некоторых деревьях гниют венки, с завязанными нежными батистовыми платочками. Много тут буйных голов полегло.

Вспоминаю, что именно тут погиб отец ущербной. И чего вдруг?.. Хм.

К моему изумлению бледная физиономия мелкого Валле уже тут, как и его друг-секундант. Такой же молодой, набриолиненный, на боку шпага, в руках изящные дуэльные часы. Все как полагается.

– Доброе утро, господа. – говорит секундант мелкого.

– Доброе утро. – отвечает Халлен. Дуэлянты по традиции не разговаривают. Предполагается что мы достаточно друг другу сказали и осталось только оторвать головы – слова уже пустое.

Халлен сует мне в руки шпагу.

– Да накой мне? – пытаюсь отмахнуться.

– Положено. – веский ответ. Вздыхаю, но беру.

Секунданты меняются запечатанными письмами. Я свое коряво подписал в дороге. Там написано, что в своей смерти я не виню никого. Тоже самое написано в письме Валле. Теперь я могу разорвать его на куски и ничего мне за это не будет.

Малец кажется начинает это понимать, бледнеет, но решительно сжимает губы.