Олеся Рияко - Ангельд Чёрный: демон Недремлющего моря

Так могло ли хоть что-то в целом мире раздражать всесильного графа больше, чем непотопляемый конкурент, отказывавшийся продавать ему свое дело!

– Вижу, вам впервые нечего сказать, милая Ангелика? – Победоносно улыбнулся граф. – Что ж, говорить ничего и не нужно. Ведь вы теперь никто. Дочь опаснейшего преступника и морского бандита, который сотни семей на берегу оставил без братьев, мужей и отцов. Полагаю, ни в одном доме Маноры, как и за его пределами, вам не то что черствого хлеба не пожалуют, но даже пнут, вздумай вы подыхать у чьего-либо порога. – Устало поправив сбившиеся на бок жиденькие волосья, едва-едва прикрывавшие блестящую лысину под ними, мужчина приосанился и, задумчиво разгладив длинными паучьими пальцами кружевные манжеты на рукавах, добавил: – После случившейся на «Лунной Лилии» трагедии, король выдал мне все полномочия на поиски и дознание преступников. Поскольку ваш отец волею его величества лишен гражданства Ватундрии в связи с найденными мной неоспоримыми доказательствами и уликами, иного суда над ним не будет. На Мараккане его ждет неминуемая смерть и забвение. Что же до вас…

– Отец! – Подал голос Люмьен, выступив из-за спины Ангелики. – Ты обещал ее мне.

– Да. – Скривился мужчина и на мгновение будто бы засомневался. – Что ж. Она твоя, раз обещал.

Услышав это, виконт преобразился – расхохотался громко и зло, приосанился, будто бы став при том шире в плечах и не боясь подошел к Ангелике близко, беспечно заткнув большие пальцы рук за широкий кожаный пояс с большой латунной бляхой. Посмотрел сверху вниз жадно, голодно и чуть склонился, сровнявшись с девушкой взглядами и дохнув на нее прокислым вином и вареным луком.

– За все в этом мире, моя сладкая, надо плати-ить! – Точь в точь как его отец манерно растягивая слова пригрозил он. – Ты унизила меня дважды, а я и одного раза еще никому не спустил! Что? Не мил я тебе? Зря не захотела ты стать моей женой… теперь станешь моей шлюхой!

Сказав это, Люмьен схватил ее за волосы и кивнув громилам, державшим Ангелику, дернул на себя, заставив развернуться к нему спиной и полным боли и ненависти воплем вцепиться в его руку, пытаясь освободиться. Но мужчина только поднял ее выше, заставив девушку встать на цыпочки и беспомощно цепляться пальцами за его доспех, в попытке уменьшить боль.

Довольно усмехнувшись, Люмьен дал знак своим людям и направился к дверям, таща за волосы девушку следом за собой.

– Отдам тебя в бордель к мадам Ирис и велю на цепь посадить если выкинешь что. Станешь моей личной дыркой! А будешь плохо себя вести, велю продавать только одержимым колдунам! Слышала когда-нибудь что рассказывают об их предпочтениях шлюхи? Ничего, услышишь, никуда теперь не денешься!

– Ангелика! – Судорожно воскликнул лорд Эндорф и взревел зверем, неведомой силой поднятый на ослабевшие ноги, побежал вперед, широкими плечами расталкивая прихвостней виконта.

Только и успев, что обернуться на него, Люмьен всего мгновение спустя был беспощадно сбит с ног навалившимся на него лордом и ему ничего не осталось, кроме того что разжать руку, выпуская волосы Ангелики, чтобы не рухнуть на пол плашмя, разбив при том лицо.

– Беги! – Прохрипел ее отец, который уже не смог бы подняться со скованными за спиной руками, а растерявшиеся из-за его неожиданного выпада головорезы и пикейщики, уже спешили к ним с другого конца комнаты, подхватывая выроненные копья и топоры.

И Ангелика побежала бы, если б в следующее же мгновение острый охотничий нож не блеснул прямо возле шеи ее отца, вонзившись в нее по самую рукоять.

– Нет… нн-не… Не-ет! – услышала девушка истошный крик… и будто бы кричала не она сама, а какое-то дикое, израненное животное – так страшно в этот момент звучал ее собственный голос. Мир вокруг будто потонул в этом крике, наполнившись звоном в ушах и глухими отголосками чьих-то голосов, шагов… ударов. Ангелика опустилась на колени, не в силах больше стоять на ногах и на четвереньках подползла к отцу, чей взгляд остекленел лишь только кровь перестала бить из этой глубокой, страшной раны на его шее.

Кажется, она что-то шептала, хватаясь за его еще теплые руки и давясь собственными рыданиями, которых не слышала. Кажется, к груди его прижалась, ощущая как кожа мерзко липнет к холодной алой влаге, успевшей пропитать его одежды и… то что не бьется. Сердце не бьется!, создавая в груди лорда Майрона Эндорфа мертвую тишину. И покой… которого она больше не узнает, пока эта же самая тишина не поселится в груди каждого из тех, кто был причастен к смерти ее отца.

Мадам Ирис, седоволосая пышногрудая ишмирка с кожей цвета крепкого кофе, была новой работнице совершенно не рада. Когда в “Дымчатый сапфир” под самое утро ввалилился виконт Дэ Арне, со своими опьяненными кровью и грязным триумфом горлопанами-приятелями, она доблестно попыталась выставить всех вон. Но, получив от Люмьена тугой кошель делариев, тут же присмирела и согласилась по крайней мере выслушать незваных гостей.

По началу женщина еще придерживалась своего мнения. Они с виконтом яростно спорили, перекрикивая друг-друга так, что на лестице из гостиной в спальни начали появляться все новые и новые сонные работницы “Дымчатого сапфира”. Но мадам Ирис это быстро пресекла, разогнав девушек обратно по их комнатам с помощью крепкого словца и кожаной плетки, которую для устрашения всегда носила на своем широком поясе.

Еще ли один кошель золотых или желание как можно скорее вернуться в теплую постель досматривать сны было тому виной, но в конце-концов женщина сдалась. Щелкнув пальцами и устало махнув рукой на бледную, как смерть, на ногах не держащуюся девицу, она подозвала сонных охранников своего борделя и велела им тащить бедняжку в подвал, да сажать на цепь. Потому что иначе от Люмьена, распаленного триумфом над своей обидчицей, и жаждущего немедленно заполучить свой трофей, было не осадить.

– Виконт, мне, как никому другому ясны ваши чаяния! – ласково промурлыкала ишмирка, преградив путь раскрасневшемуся от возмущения мужчине, – Но кто срывает недозрелый плод, тот никогда не вкусит его сладости. Раз решили мне ее доверить, так доверьте! Уж поверьте – я и не таким коготки, да острые зубки обламывала. Я-то знаю… я по глазам натуру вижу! Хотите, будет с руки вашей есть? Хотите ноги будет целовать и за каждый плевок или оплеуху спасибо говорить? Будет! Только дайте срок… ну, а если просто трахнуть ее хотели и у пристани выбросить, так зачем же будили тогда меня в такую рань? Справились бы сами и при том бесплатно!

Слова темнокожей хозяйки борделя подействовали на Люмьена лучше зелья благости и смирения – мужчина разомлел, расхохотался и, не переставая улыбаться широко и мечтательно, пригрозил мадам пальцем.