Любовь Сладкая - Училка для плохого папы

Так получилось, что даже закончив с отличием школу, а потом – получив красный дипломом столичного педуниверситета (по специальности учитель младших классов), я все равно осталась дурой.

Потому что, во-первых, дни и ночи просиживая над учебниками, так и не нашла времени на то, чтобы подыскать себе жениха (конечно же, из местных), а во-вторых, ни разу даже не задумалась о том, что буду делать ПОТОМ. И вот, когда это "потом" наступило, взбудораженная и растерянная, стоя с двумя сумками на пороге общежития, из которого меня только что выселили, потому что я как бы уже не студентка, я только и могла, что хлопать ресницами и вертеть головой в надежде…

А действительно, на что я могла надеяться?

Тощая и прыщавая, с бабушкиной гулькой на затылке, в коричневых туфлях на шнурках и квадратном каблуке, черной юбке ниже колен? Я вообще не понимала, что же мне делать и куда идти, а диплом… я могла его разе свернуть в трубочку и засунуть в … между тетрадок и книг, которыми была плотно набита одна из сумок. Во второй было штопаное бельишко, спортивный костюм и куртка на все случаи жизни, из добротного дермантина. Всю остальную одежду я отдала волонтерам – двум женщинам, подозрительно напоминающим цыганок, что трясли перед моим носом какой-то бумажкой, отчаянно вопя, что если я не помогу обездоленным и бедным больным, то как с этим смогу жить дальше? И я отдала им всю свою одежду, а еще – единственные золотые сережки, все деньги и даже старенький телефон Nokia5656 на кнопках, так что теперь невозможно было позвонить родителям в деревню. Но зато совесть моя была чистой, и я могла спать спокойно. Только вот где?

Поразмышляв эдак часа два, я тяжело вздохнула, поправила пальцем огромные очки, что так и норовили сползти с носа и, подняв сумки… простояла с ними еще полчаса.

Меж тем время двигалось неумолимо – на город опускался вечер.

Поставив сумку с книгами на асфальт, я почесала свободной рукой нос, а потом, до хруста в шее повернула голову назад, в надежде, что произойдет какое-то чудо, и тетя Дуня позовет меня обратно, сказав, что я могу жить в общежитие сколько захочу, да хоть и до пенсии – все равно.

Дверь и вправду открылась, и я даже растянула губы, чтобы приветливо и благодарно улыбнуться, как вдруг…

– Екатерина, ты что, до сих пор еще здесь? – выплескивая за порог ведро, вахтерша немного не рассчитала, и мои ноги, до колен, оказались забрызганы помоями.

– Ой, извините, – побормотала я, стряхивая из туфель капли мутной вонючей жидкости. – Я не нарочно.

– Иди уже, хватит здесь торчать, скоро стемнеет!

– А может быть… – начала я.

– Нет! Иди!

И я пошла, волоча за собой сумки.

***

Ноги сами привели меня на автобусную остановку. Но у меня не было денег даже на билет хоть куда-то. Поэтому, заметив пустую лавку, я подошла и, смахнув краем юбки пыль, села, сумки поставила на заплеванный и усыпанный шелухой от семечек асфальт.

Когда сумерки опустились на столицу, я все еще сидела на остановке и в растерянности жевала губы. В моей голове все время крутились какие-то умные мысли – фразы из лекций, цитаты великих философов, заученные назубок термины и их расшифровки, прочий мусор, который, как оказалось, был совершенно непригодным материалом для решения главной проблемы: что делать дальше?

Не придумав ничего лучшего, я уже даже решила, что так и заночую на остановке, свернувший в клубочек.

А что? Какая-никакая крыша над головой есть, напротив – фонарь, да и красть у меня особо нечего.

Поэтому так и поступила. Вытащив сумку с одеждой, я подложила ее под спину, вторую, с книгами и конспектами, засунула под лавку. Затем, ощутив, что холодает, достала спортивный костюм и куртку и оделась.

"Ладно, – подумала я, протягивая ноги, – утро вечера мудреней. Авось все как-то решится само собой?"

Но только сомкнула веки, как вдруг яркая вспышка озарила все вокруг, послышались хлопки петард, а потом – смех и свист. Безумно распахнув веки, я заметила группу парней, они то и забросали меня петардами.

Не дожидаясь того, что будет дальше, я в ужасе вскочила с лавки и, забыв даже про сумки, помчалась куда глаза глядят, сопровождаемая улюлюканьем и диким хохотом.

Утро встретило меня в куче строительного мусора, в который я залезла.

Отбросив от себя кусок стекловаты, я еле оторвала голову от пенопласта, потом отклеила от волос скотч и, отплевываясь, встала на ноги, потягиваясь и осматриваясь по сторонам.

Это была заброшенная площадка, какой-то недостроенный дом.

Вспомнив, почему я здесь, я тут же села обратно, обхватив голову руками. Послышались шаги. Боясь, что это какой-то бомж или хулиган, я вся напряглась.

– Здравствуйте, – меж тем мужской голос прозвучал довольно вежливо. – Вы-то мне и нужны.

– Я? Здравствуйте, – сощурив глаза, я еле рассмотрела сквозь мутные стекла высокого мужчину. Быстро сняв очки, я протерла их капюшоном куртки, а когда надела опять, увидела, что незнакомец одет во все черное – строгий деловой костюм, рубашка, туфли. И только галстук полыхал красным цветом, словно расцветший пион, как и губы, приветливо мне улыбающиеся.

– Да, именно вы.

– Но… вы, наверное, обознались. Это не я, – быстро закручивая гульку, я громко высморкалась, потому что пыль набилась мне в нос, а потом утерлась рукавом.

– Екатерина Дудищева? – спросил мужчина.

– Да, это я, – от неожиданности я даже икнула. – А вы кто?

– Позвольте представиться, управляющий делами лорда Шорна Хрусталинова, Гед.

– Приятно познакомиться, – хрустнув костяшками пальцев, как делала это, когда сильно нервничала, я попыталась встать. Но тут же грохнулась обратно, утонув в мусоре с головой.

– Давайте я вам помогу, – склоняясь надо мной, Гед протянул руку.

– Нет, я сама, – ломая пенопласт, отрывая скотч и цепляясь пальцами за обломки досок, я кое-как выбралась на ровную поверхность.

– А вы настойчивая, – ухмыльнулся мужчина, когда, шатаясь, я продолжила отряхиваться от цемента, держась рукой за кирпичную кладку. – Такой вас себе и представлял.

– Именно такой? – почувствовав, что нестерпимо хочу по-маленькому, я перекрестила ноги, отчаянно вращая глазами.

– Итак, идем?

– Нет, подождите! – еще миг, и я могла бы поставить жирную точку в своем позоре – помочившись в штаны. Когда я это поняла, меня просто бросило в жар. Поэтому, ничего не объясняя, закусывая губы, я рванула в ближайшую дыру в стене. Прыгнув куда-то, в почти кромешную тьму, задрала юбку, быстро стянула штаны вместе с трусами и, присев, даже застонала от облегчения, пустив себе под ноги целый поток, такую упругую струю, что даже пена пошла, заливая мне туфли и все вокруг.