Евгений Угрюмов - Разговоры о тенях

будто бы развлекаться сейчас было почему-то, как раз, совсем некстати,

неуместно и невпопад.

– Развлекаемся, – ответил ничуть не сконфуженный своим «Увы и ах!» доктор и

повёл глазами на недвижного профессора.

– Ну и что, значит, надо мошенничать? – повела пальчиком (вспомнили про

«пальчик? а вы говорили!) на выпавшие кости директриса Софи. – Профессор! -

она потрогала, потыкала (плохое, но подходящее словцо), я бы сказал, тем же

пальчиком в плечо профессора. – Вы где?

– Я здесь, Софи, – очнулся профессор Делаланд.

Её звали Софи, и этим, как сказал профессор, было всё сказано.

– Хотя лучше бы было Э-ве-ли-на или, ещё лучше, Пло-ти-на, – съязвил, если уж

говорить плохие слова, доктор, – Плотина, Плотина… – не удержался и

фальцетиком (фальцетиком, потому что пытался придать словам иронический

оттенок; как сказал один острый на язычок капельмейстер, которого описал один

музыкант и оперный дирижёр, а он-то знал на что способны фальцетики: «Он

фальшив, как… черт, и потому все у него делается фальцетом!1), так вот не

удержался фальцетиком доктор, по прозванию Аристон, – Плотина, Плотина,

Плотина! – и тут идёт (грядёт) ряд цитат, которых грядёт так много, что лучше не

надо их приводить, а то, как бы не обвинили в превышении квоты заимствований.

1 «Sanctus“, Э.Т.А. Гофман.

9

Сказать только надо, что цитаты были из виртуозного произведения виртуозной

писательницы (виртуозными ещё бывают музыканты и хирурги, например, доктор

Венсеслау Пирес де Вейга, одинаково виртуозный скрипач и хирург1),

виртуозного произведения виртуозной писательницы mademoiselle Madeleine de

Scudéry. Мадмуазель де Скюдери говорила об эмансипации (хотя, Madelein и

слова такого ещё не знала: "émancipation de la femme" 2). Как виртуозно, всё же,

она заметила: «…нет ничего прекраснее, чем решиться жить свободной жизнью!»

– Ах, мама, мамочка… – простите, лезут в голову эти детские, как сейчас

говорят, речёвки, – Mademoiselle, mademoiselle, – протурурукал доктор, – …ну как

же Вы были правы! – протурурукал (доктор тоже, в некоторой степени, любил

турурукать) по-французски на музыку Российского композитора3, доктор.

– Музыкой облагороженные слова часто помогают скрыть иронию, – будто

защищаясь, защищая, сказал Профессор.

– Да, музыка даже иронию может превратить в абсурд, уметь надо, как в случае

с «Носом», в абсурд, – сказал я.

– Ах, мама, мамочка… – сказал, не унимаясь, Жабинский.

– Ироничны! ироничны, – перебив mademoiselle, мамочку и Жабинского, и

меня, парировал профессор.

– …ну как же ты была права, – дальше не унимался доктор.

– Ироничны! мой друг, ироничны чужим умом, но ирония ваша… как-то,

будто бы из общего места.

Про мамочку, которая была права, ещё будет… если получится.

«Ироничный ум»!

Доктор был ироничен, и это верно заметила подруга, запевала (может, лучше

«затевала», – такое субстантивированное от глагола затевать существительное),

затевала, запевала – поборница свободы, nämlich, свободной женской жизни…

Женщина на свободе… есть что-то в этом словосочетании, что-то такое, от чего

звёзды на небе не хотят мерцать, жухнут… нет, не правильно, правильно

наоборот: звёзды на небе не могут больше мерцать, но занимаются пламенем и,

разумеется, не-зем-ным пламенем… красиво! не правда ли? Ах, как хочется ещё

успеть поговорить о красоте, о том, что единственной и окончательной целью

художника является красота, что и ужас, и страх преображаются под его пером,

или кистью, или на его нотном стане в красоту, что «Лаокоон» – это свойство и

стремление художника, художника, повторюсь, рассказать про муки и боль и,

поэтому, это – красота, а не, как говорил автор4, чувство меры; поэтому жизнь и

отличает – художника от бытописателя, Жан-Жака от Ренатуса, Дон Кихота от

1 Жоржи Амаду, «Дона Флор и два её мужа»

2 Слово появилось в эпоху июльской революции 1830 г. ("émancipation de la femme").

3 Господина А. Г. Флярковского.

4

Автор книжки, под названием «Лаокоон».

10

Санчо Панса, Моцарта от Сальери, Гоцци от Гольдони… ах! чтобы это было

гимном красоте, надо, чтоб сам он, этот гимн, был красотой необыкновенной.

…а у нас, если ещё, снова же, кто-нибудь помнит о чём: …поборница

свободной (запевала, затевала) женской жизни заметила, директриса кукольного

бутика заметила, что я говорю?.. музейчика, наша Софи верно заметила, что

доктор Жабинский тонко ироничен… – А разве доктора могут быть не

ироничны(ми)? – все, конечно, заметили, что это самый настоящий эротесис, да и

эпифонема, если хотите, риторические фигуры… ну и подруга у нас! ну и Софи! а

вы говорите «пальчик», – разве доктора могут быть не ироничными? – будто

заспорила подруга, будто бы сама с собой и себе же отвечая: – Профессора -

могут! хотя нашему… нашему, – всё тем же пальчиком потрогала профессора за

плечо, лучше, за плечико Софи, нашему Антонио не занимать, но докторá

обязательно должны быть, и быть могут – только ироничны, иначе как им жить?..

Аэроплан, пролетающий назад вместе с красными теперь на белом буквами, так

было заказано осветителю…

Однажды, во время представления одной шекспировской, а может не

шекспировской трагедии, машинист, согласно ремарке, дал молнию, но прогремел

почему-то гром. Актёр произнёс монолог, свою положенную (на «молния», на

молнию, на молнии) реплику «Хвала, – мол, – небу за то, что светом оно своим, -

хотя света не было, был гром, – озаряет кромешную мглу его жизни.

…аэроплан с буквами отвлёк нашу любимую, любимую обоими друзьями,

начальницу кукол, отвлёк нашу, тоже довольно ироничную, все уже, конечно,

заметили…

– Ах, профессор, я Вам так благодарна! Чудесная идея!.. «Теперь все флаги…»

…хотя, может кто-то и не заметил ещё, потому, что пролетающий обратно

аэроплан с красными на белом буквами «Профессорские… – простите, -

«Кукольные штучки» не дал договорить Софи про операции с летальным

исходом, после которых неироничным, без чувства иронии докторам, ну просто

никак…

Зная, что этому тексту жить и жить и во времена, когда уже будут рассказывать

другие анекдоты, расскажу анекдот теперешний, тем более, что он, в некоторой

степени, относится к одному из наших персонажей:

Студенты спросили однажды профессора патологоанатома, почему он перед

вскрытием моет руки? «Действительно, почему?» – удивился философичный

профессор1.

1 Мне стыдно за такой бородатый анекдот, но теперь, раз уже написал, не выброшу.

11

"Жизнь коротка, искусство вечно, случай мимолётен, эксперимент рискован,

судить трудно" – заявил (из Гиппократа) на это, т.е. на то, что докторам без