Михаил Веллер - Забытая погремушка

Рубилин второй раз вызвал «скорую». Ощупал внутренний карман, махнул рукой, перекрестился и строевым шагом вошел в кабинет главного.

Судьба была к нему милостива. Освидетельствовав жалкий отросток и выслушав жалобный лепет о двоих детях и еще двух внебрачных, сделанных собственноручно, цирцея махнула рукой и грудями. Рука упала, груди мотнулись, Рубилин получил пинка и вылетел вон.

Тогда и возник план. Ответсекр дружественного журнала вскоре летел во Францию. На конференцию прогрессивных журналистов. После долгих уговоров он согласился.

Отколовшись вечером от делегации, он улизнул на Пляс-Пигаль, в квартал красных фонарей. В ужасе шарахаясь от парижских проституток и нервно поглядывая на часы, он вошел в лавочку, торгующую атрибутами разврата. От обилия обнаженных тел всех полов на глянцевых обложках его прошиб пот. Но жажда наживы не позволяла отвлекаться от цели.

Витрина была полна искусственными фаллосами всех размеров, цветов и форм. Продавец услужливо улыбнулся.

Все остальное время пребывания в прекрасном Париже чужой ответсекр трясся от страха и питался привезенными консервами.

Трое друзей сняли деньги со сберкнижек. Торг был долгим. Купец переводил водку и икру во франки, франки – в мохер, мохер – в рубли, и сумма получалась ужасная.

– Сколько бы я мог заработать, если бы не ваш хрен моржовый! – потрясал товаром поставщик. – Мне еще надо подарки семье купить, и чтоб все было французским!

Он вытряс из несчастных четыреста рублей! Но фаллос иногда стоит и больше. Иногда он, как свидетельствует история, дороже самой жизни.

– Красавец! – любовался Рубилин, взвешивая в руках нежно-розовый лом, годящийся для скалывания льда с тротуаров.

Желтоперышкин заправил четыре батарейки в длинную полость, как патроны в магазин винчестера. Он нажал красную кнопочку, и фаллос затрясся крупной тряской, как скорострельная зенитка.

– А мощность! – восхитился старший редактор.

Клячин налил в дырочку под пластиковой мошонкой стакан воды, подогретой согласно инструкции, и нажал синюю кнопочку. Ударил мощный фонтан.

– Лучше, чем в Петергофе! – оценил он. К искусственному супермену прилагался тюбик крема и флакончик духов.

Вот это механическое чудовище и подарили Норочке. Проблема была разрешена. Гибрид фурии и валькирии успокоился. Изобретательский гений человечества победил человечества же половую силу.

– Если бы и этот Жан ей не сломал – тогда только на полигон, и из бронебойной пушки, – рассудил Рубилин, возвращаясь к своим прямым обязанностям.

Таким образом, фаллос жрал батарейки, как пулемет патроны, и удовлетворял Норочку. Норочка удовлетворяла главного путем готовки обедов, которые главный стал со страху жрать тоже почти с пулеметной прожорливостью. А редакция работала.

И тут в редакции появился практикант. Пришел он на месяц, но за месяц рушились целые царства. Ему хватило и недели.

Этот здоровенный парняга с хитрыми поросячьими глазками был себе на уме. На этом уме было одно: кого бы еще сделать жертвой своих самых низменных страстей. Поручик Ржевский рядом с ним выглядел бы как маленький лорд Фаунтлерой.

В первый же день он совершил анальный половой акт с машинисткой Наташей. Из всех женских достоинств у Наташи была разве что круглая попка. На ней она сидела на стульчике и перепечатывала бесконечные рукописи в номер. Рукописи становились удобочитаемее, но зад сплющивался. После сдачи номера его приходилось просто расправлять руками. Правда, для этого всегда находились добровольцы из мужчин. Наташа озабоченно следила за правильной геометрической формой своего зада.

Практикант Втыкалов вошел в машинописное бюро, сзади подмышки приподнял Наташу со стула, обнажил ей ягодицы и, даже не расправляя их, совершил не одобряемый медициной акт. Вазелин он по явному жлобству не применил, а вместо этого зажал бедной машинистке рот, чтоб ее верещанье не отвлекало от работы остальных сотрудников.

Правда, после анального он совершил вагинальный акт, что примирило девушку с действительностью. Но редакция насторожилась. Сияющее лицо машинистки не давало сомнений в истолковании.

Назавтра Втыкалов осчастливил завредак-цией Антонину Ивановну. Учитывая ее предпенсионный возраст, это было непросто. При этом Антонина Ивановна одной ручкой махала, как мельница, а другой отказывала по телефону известному городскому графоману.

И вот вчера ему на глаза попалась Норочка. Она принесла в судках обед мужу. Даже если удовлетворить женщину механически, она все равно делается заботливой.

Втыкалов увидел Норочку и сделал стойку. Груди Норочки выпятились, а ягодицы окаменели. В приемной проскочила молния.

Втыкалов посмотрел мимо плеча Норочки на приоткрытую дверь кладовки, где лежали кипы старых журналов. Норочка перехватила его взгляд, оглянулась и поставила судки на пол.

Задвижка двери щелкнула за ними. Втыкалов с размаху задрал Норочке юбку.

– А ты сможешь? – с надеждой и недоверием спросила она, расстегивая ему брюки и таким образом принимая участие в редакционной практике студента-заочника.

– А чего тут мочь? – удивилась надежда и будущее редакционной деятельности. И продемонстрировала лучшей половине главного редактора, что имитация природы всегда недотягивает до оригинала. Парижские палкоделы были посрамлены.

– О боже мой! – воскликнула жена столь же молодая, сколь и чужая, и оттого еще более прекрасная. Глаза и бедра ее распахнулись. Нетерпеливые руки жадно схватились за предмет, сулящий наслаждение.

– Скажи мне что-нибудь… – слабым нежным шепотом попросила она. – С моим пластмассовым Жаном много не поговоришь.

– Руки убери, – попросил Втыкалов.

– Зачем?

– Мешают.

– Чему?… Ах, да… Нет, скажи что-нибудь хорошее!…

– Ив грудь пылающий задвинул! – процитировал Втыкалов и в подтверждение своих слов задвинул. Он был честный молодой человек, и насчет груди не соврал.

– До самого сердца… – пролепетала Норочка и закрыла глаза.

Как хороши и полезны бывают подшивки старых журналов, если на них сидит голая женщина, переходя в лежачее положение! А если ей при этом есть чего и кого ради принимать все эти затейливые позы – следует признать, что нет на свете ничего прекраснее толстых журналов. Разве что толстые… но это рассказ о редакции, а не о сексологической консультации.

Норочка выползла из кладовки неуверенно, как будто из нее вынули кости и нафаршировали тело сладким сливочным кремом. Втыкалов же по выходе отряхнулся бодро, как деревенский петух после случайно забредшей в курятник индюшки, перед которой он не сплоховал.

Сравнение оказалось не в пользу француза Жана. Норочка требовала только Втыкалова. Практикант же блудливо пах чужими духами и помадами. Это сулило неисчислимые беды.