Array Коллектив авторов - Морские досуги №4

Кто-то предложил выйти погулять на веранду, но после такого сытного обеда, медленно перешедшего в ужин, Малову не то что ходить, а и шевелиться было лень.

Он осторожно пробрался в «свою» комнату, с трудом устроился на жестком матрасе, подложив под голову такой же жесткий валик, и улетел в царствие Морфея.

Утром никто не орал подъем. Все, кому было надо, прошли в знакомую комнату, где уже был накрыт завтрак.

А вот уже после завтрака поступил приказ собираться и грузиться в автобус, который шел до Саппоро.

Потом был перелет до Токио и оттуда уже на пассажирском судне «Байкал» экипаж привезли в Находку, где для Малова и закончился такой необычный рейс.

После этого весь экипаж вернулся в Петропавловск, а Малов ещё на неделю остался со своей молодой женой во Владивостоке.

Макаров Алексей Владимирович. Сорок лет своей жизни после окончания ДВВИМУ посвятил морю. Последние 27 лет работал в должности старшего механика. Несмотря на то, что из-за многочисленных заболеваний, полученных в течение работы на флоте, был выкинут за борт жизни, не поддался превратностям судьбы и вновь нашёл себя в жизни, написав эти рассказы.

https://www.litres.ru/aleksey-vladimirovich-makarov/

Три дня и три ночи заседала Боярская дума, кроя из шкуры неубитого медведя смету на царёв каприз. Порешили: с миру — по нитке, с бору — по сосенке, с каждого двора по пятаку собрать, но морским судам быть!

— Боярам теперь не отбояриться! — потирал руки довольный Пётр. — Деньги из заначки — на бочку!

Так юный монарх, сам того не ведая, стал зачинателем идей чучхе. То есть опоры на собственные силы. Что нам ст оит флот построить? Нужен лишь топор повострее, кулак потяжелее да кнут подлиньше…

Царь Пётр Алексеевич был не только долговяз да дальновиден, но и натурой широк. Приструнить, а тем более взнуздать его было немыслимо, ибо норов он имел необузданный. Или разнузданный — и так и сяк назвать оный можно. Рубил он обычно сплеча: бороды, головы, шпангоуты — всё, что под руку попадёт. Он мечтал сделать из России свою любимую Голландию. Только на деле у него получился Гондурас… Впрочем, мы отвлеклись от темы.

Потешился царь потешной флотилией, да и захотелось ему викторий всамделишных. Внутренний голос позвал его в поход, и он пошёл на зов. На Азов. Но взамест виктории конфузия вышла: турки-то оказались не лыком шиты и не пальцем деланы. Побили оне войско государево — так, что самому царю пришлось, как Чапаю, через Дон ретироваться — едва не утоп.

Уразумел Пётр: «Всякий потентат, который едино войско сухопутное имеет, одну руку имеет. А который и флот имеет, обе руки имеет». Но чтобы потентат мог свою потенцию реализовать, одних рук мало, нужен ещё один орган. Репрессивный. Взлелеял царь орган сей и начал трахать им своих подданных во все дыры. А оказывались на пути турки со шведами — и тем доставалось… Однако вернёмся к флоту.

Под стук топора, свист кнута и визг пилы осваивали новое для страны дело птенцы гнезда Петрова — его соратники да сподвижники.

— Пилите, Шура, пилите! — напутствовал царь своего любимца князя Меншикова, ответственного за распил бюджета. Птенцы с задачей справились: и верфь под Воронежем соорудили, и себя не забыли.

Только хочешь — верфь, хочешь — не верфь, но дело шло вкривь да вкось. И шпангоуты, и бархоуты ни в какие ворота не лезли, не то что в шкелет корабельный. Строили фрегат «Божье Предначертание», а вышло «Недоумение Господне»… Почесал государь кадык да высказал высочайшее благоволение пригласить из-за границы спецов по бодибилдингу — так по-аглицки постройка корабельных корпусов зовётся. А за одного иноземца царь приказал двух соотечественников давать. В том смысле, что иностранцу за ту же работу платить вдвое больше, чем россиянину. Прослышав про то, понаехали в Россию немцы, на деле оказавшиеся голландцами, шотландцами да прочими проходимцами. Стали они шпангоуты выпрямлять да свою линию гнуть. Корабли при них подорожали вдвое, отчего и уважение к флоту зело выросло.

Тем временем царь Пётр окно в Европу прорубил и первым делом показал через него европейцам большой брандскугель. Прорубить дверь самодержец поостерёгся. С той поры у нас и повелось внешние сношения осуществлять через форточку, а внутренние — через задний проход. По-другом реформы на Руси никогда не делались.

Ну, а реформ Пётр Алексеевич замутил с избытком. Столицу новую на болоте воздвиг, думу разогнал, стрельцам головы поотрубал, сотников да воевод упразднил, лейтенантов и фейерверкеров ввёл. Полки в камзолы да парики одел и — шагом марш к ценностям западной цивилизации! Но что-то мы опять отклонились от канвы нашего повествования…

Работа на вновь созданных адмиралтействах забурлила, закипела, запузырилась… Новоявленные корабелы трудились как ошпаренные — канаты из конопли варганили, паруса из сермяги шили. Бояре мало дуба дали — пришлось строить из ели. Еле-еле успели. Львов, русалок и прочие куншты корабельные топорами вырубили и под крики «ура!» очередной корабль на воду спихнули.

Особо торжественно спускали 60-пушечный «Святой Мегерманланд» — с песнями, плясками, балалайками, медведями и ритуальным разбиванием о форштевень морды пьяного боцмана… Царь не скупился: мальвазия текла рекой, щи хлебали лаптями, чёрную икру — ушатами. К вечеру завезли стерлядей под шубами, и застолье превратилось в оргию. Куролесили, куромарсили и куробрамсили до самого утра.

Пушкарь Шумов вылакал четверть хлебного вина, и захотелось ему отлить. За ночь он отлил дюжину медных шестнадцатифунтовых пушек, и уже утром те палили салютом в честь пробуждения царя-батюшки. Водка — вот катализатор прогресса!

Пётр, протрезвев, прослезился, проникся к пушкарю любовию, одарил его золотой табакеркой, тринадцатой зарплатой да кафтаном с царского плеча. Вооружение для «Мегерманланда» всего за пять дней изготовили — никакому Стаханову такое не снилось!

Деятельный государь лично постройкой кораблей ведал, топором махал — благо, его руки к сему инструменту с давних пор привычные были. Недруги его так звали: царь-плотник. У-у-у, злыдни! В ту пору так про самодержца сказать — всё равно, что ныне главу государства президентом-сантехником обозвать.

Пётр Великий закладывал не только корабли, но и вековые традиции. Например, традицию строить корпуса судов из сырого леса. В итоге в Российском флоте парусники служили лет по пять-шесть, а в британском — по пятьдесят-шестьдесят. Эвона на каком старье бедняжкам англичанам плавать-то приходилось!..