Григорий Горин - Антология сатиры и юмора России XX века. Том 6. Григорий Горин

Они вышли в сквер, сели на скамейку, закурили.

— Давай взвесим все «за» и все «против», — рассуждал Монюков. — Она живет на том же этаже, что и мы, она блондинка, и губы розовые. Все это говорит о том, что она могла заблудиться, попасть случайно в твою комнату, а тут ты и налетел как вепрь...

— Я не налетал, — жалобно перебил Корюшкин.

— Налетал, налетал! — неумолимо говорил Монюков. — И в этом вообще ничего страшного нет, если соображать, на кого... Но, с другой стороны, Волохова не тот человек, которой слабеет в темноте... Ты же знаешь ее характер. Помнишь, на летучке она нашему заву какую головомойку устроила? А Игнатьева за аморалку с работы вытурила с такой характеристикой, что он год уже не может устроиться...

Корюшкин застонал.

— Погоди ныть-то! — строго сказал Монюков. — Может, и не она... Эх, черт, зря я волос выкинул, могли бы сверить... Но даже если и она, все тоже не так страшно: в темноте она тебя могла тоже не признать.

— Я назвался, — обреченно сказал Корюшкин.

— Зачем?

— Не знаю... Спьяну. И жениться обещал.

— Вот это уже совсем пошло, — поморщился Монюков. — Тоже мне, подарок судьбы! На кой ты ей нужен, у нее муж — адмирал.

Корюшкин снова застонал и обхватил голову руками.

— Надо пойти к ней, — быстро заговорил он. — Пойти выяснить... Если что — чистосердечно извиниться... Так, мол, и так! Простите! Я не хотел.

— Что значит «не хотел»? — строго спросил Монюков. — Думай, что говоришь-то! Она все-таки женщина, и очень даже пикантная... Такого врага себе наживешь, не дай бог!.. Впрочем, и друзьями вам теперь трудно оставаться... М-да! Положение щекотливое...

— Она мне характеристику должна подписать, — почему-то вдруг вспомнил Корюшкин. — Мы с Нинкой заявление на Варну подали...

— Погоди ты с Варной, — отмахнулся Монюков. — Не до Варны сейчас! Одно ясно: молчать тебе надо! Никаких намеков. Ты не в курсе! Пока сама не даст знать... А уж если даст, тогда другое дело... Тогда оказывай внимание. С ней, старик, нельзя: поматросил — и бросил...

Он вдруг осекся — прямо к их скамейке медленно шла Ксения Вячеславна.

— Сидите, товарищи, сидите, — величественно сказала Волохова вскочившим мужчинам и сама села на скамью. — Как отдыхаете?

— Спасибо, хорошо, — быстро ответил Монюков. — Просто исключительно!

— Природа здесь великолепная, да? — Волохова чуть откинула голову назад и повела глазами, как бы приглашая полюбоваться природой.

— Великолепная! — подтвердил Монюков — Исключительная!

Возникла пауза. Разговор не получался.

— Вечер вчера был теплый, — сказала Волохова и посмотрела на Корюшкина.

Корюшкин побледнел и вдруг выпалил:

— Не помню!

Волохова удивленно вскинула брови, а Монюков с силой придавил ногу Корюшкину, но тот не мог остановиться.

— Не помню! Ничего не помню! — почти выкрикнул он. — Пьян был в стельку! Я когда выпью, ничего не соображаю! Хоть стреляй в меня!.. Вот так! Вот я какой!

Волохова наморщила лоб, и ее глаза сделались маленькими и холодными.

— Пить нехорошо! — строго сказала она. —А хвастать этим и подавно!

— Абсолютно верно! — поддакнул Монюков.

Корюшкин опустил голову и молчал.

— Ну, ладно, товарищи, не стану вам мешать. — Волохова встала со скамейки и медленно пошла по аллее.

— Ненормальный! Что ты разорался? — налетел Монюков на Корюшкина. — Чего тебя вдруг понесло? «Пьяный», «пьяный»!

— Домой хочу! — обреченно сказал Корюшкин. — Домой, немедленно.

— Погоди паниковать! Может, и не она...

— Все равно. Хочу домой! — Корюшкин так быстро зашагал к корпусу, что Монюков еле за ним поспевал. — Черт меня дернул сюда приезжать! Сидел же дома, все хорошо — и на тебе!.. А эта Волохова тоже хороша. Небось, дача собственная есть — так нет, надо с коллективом на отдых... Демократизм проявляет, мерзавка! А люди за нее отвечай! А я не боюсь! Ничего она мне не сделает... Все по обоюдному согласию... Я насилия не проявлял... А с работы я и сам уволюсь... по собственному желанию, в связи с переходом... И адмиралом меня пугать нечего! Адмирал — он в море адмирал, а мне он не адмирал...

Он долго ехал в душном автобусе до станции, потом час курил в тамбуре электрички, потом троллейбусом доехал до дома, открыл дверь, прошел в спальню и, не раздеваясь, рухнул на постель. Нина не вышла к нему, она гремела на кухне кастрюлями, и Корюшкину вдруг страшно захотелось пойти к жене, рассказать ей про все, посоветоваться... Но он понимал, что это невозможно, и оттого еще больше ощущал себя несчастным и бесконечно одиноким человеком.

Кирюша Лапенков, высокий худой мужчина лет тридцати пяти, сидел в диетической столовой и обедал. Настроение у Кирюши было скверное. Мрачное было настроение.

Да и с чего, спрашивается, быть хорошему настроению у человека, болеющего гастритом, сидящего в душной столовой и поедающего обед за пятьдесят три копейки в составе: суп овощной протертый, тефтели паровые с картофельным пюре, кисель молочный?

Какие мысли должна рождать в мозгу такая пища?

Грустные мысли. Протертые мысли. Паровые. Желеобразные. Бессолевые.

Но нет! Организм Лапенкова протестовал. И в тот момент, когда его желудок равнодушно принимал всю эту преснятину, мозг Кирюши вел активную, буйную деятельность. Мозг кипел. Он рождал острые, соленые мысли. Мысли, пересыпанные перцем и аджикой, мысли шипящие и дымящиеся, как шашлык на шампуре.

Вот они, мысли Кирюши Лапенкова, в кратком изложении:

«1. Повар — сволочь! Протираешь овощи — протирай, но не до дыр! Сам, небось, харчо жрет!

2. Участковый врач — халтурщик. Раз нашел у человека гастрит — так лечи. А он, кроме диеты, ничего не прописывает. За что им, коновалам, только зарплату платят?!

3. Председатель месткома Точилин — прохиндей! Не дал путевку в Кисловодск. У вас, говорит, товарищ Лапенков, всего-навсего гастритик, а у нас есть товарищи уже с язвочкой. Им путевочку в первую очередь надо. Мерзавец! На следующие выборы месткома не приду. В знак

протеста!

4. Начальник отдела Корольков — убогий чинуша. И голос у него визгливый, как у бабы. «Вы почему, товарищ Лапенков, не отправили запрос в Керчь по поводу трансформаторов?» — «Потому что забыл!» — «А зарплату вы получать не забываете?»

У, зануда! Тебе бы мою зарплату!

5. Сосед по квартире Рубинин — подонок и извращенец. Каждую ночь у него музыка орет и женщины повизгивают. Оргии устраивает! И хоть бы раз пригласил, каналья!

6. Лето нынче ужасное. Жара, духота! Говорят, солнечная радиация усилилась. Полысеем все к чертовой бабушке!

7. Вообще народ как-то измельчал... Стал хлипкий и пузатый... Сегодня шел по улице — ни одной красивой девушки не встретил... Вырождается род человеческий помаленьку.