Григорий Горин - Антология сатиры и юмора России XX века. Том 6. Григорий Горин

В залу вбежали несколько слуг, гренадеры с ружьями. Впереди всех Анисья Кирилловна и Балакирев.

Анисья Кирилловна. Государыня-матушка! Мы с тобой! Люди, спасай царицу! (Закрыла Екатерину своим телом.) Ванька, бей супостатов!

Меншиков. Чего орешь, старая... Кого «бей»? Думай, что говоришь! Кто твой Ванька — кто мы?

Екатерина (выходит из-за Анисьи Кирилловны). Кто вы. господа, я еще подумать должна... Когда надумаю, указом отпишу каждому! А Ваня Балакирев с сей минуты назначается моим личным секлетарем. Так что прошу ему оказывать особое почтение! Понятно?

Легкое замешательство. Все смотрят на Балакирева. Он невозмутим.

Меншиков. Как не понять? Мы люди понятливые. А все ж, царица, окажи милость — дозволь с тобой хоть минутку поговорить тет на тет...

Екатерина. Все аудиенции теперь только через секлетаря!

Меншиков. И так можно... Мы люди не гордые... давно уж... (Подошел к Балакиреву.) Господин секретарь! Доложите царице, что светлейший князь... (Осекся.) Нет! Скажи проще: Сашка Меншиков, друг ее верный, который когда- то на войне жизнь ей спас, просит минуту внимания. Поскольку, может, от этой минутки и его жизнь зависит!

Балакирев растерянно смотрит на Екатерину.

Екатерина. Ладно. Все ступайте! А тебе, князь, — одна минута, не боле. Иван, проследи!

Балакирев. Слушаюсь, государыня! (Всем.) Всех посторонних прошу оставить покои императрицы!

Анисья Кирилловна. Да! Пошли все прочь!

Балакирев. Верно, маменька! А тебя это первой и касается!

Все, кроме Екатерины и Меншикова, уходят.

Меншиков (шагнул к Екатерине). Катя! Дорогая моя! Сердце души моей! Свет очей неуемный!

Екатерина (строго). Стой на расстоянии, Саша.

Меншиков. Да не могу на расстоянии... (Упал на колени.) Катюша, милая, выходи за меня замуж! Люблю тебя, как в молодости!.. Надоело мне хитрить-юлить, дочку за внука сватать. Выходи за меня — и все по закону будет. Ты — царишь, я делами правлю. Спасать страну надо, Катя! Держава в опасности!.. Люблю тебя, Катя, давно люблю, сил нету.. Пока царь был жив, я все желания свои узлом завязывал, а теперь ночей не сплю, за тобой страдаю... Пожалей меня и Россию-мать! Люблю!!!

Екатерина. Эк наговорил... «Россия»... «Держава»... «Люблю»... Разве так любят, Саша? Петр полюбил — срама не побоялся, солдатскую девку царицей сделал. Виля Монс полюбил — голову на плаху положил. А ты-то чем рискуешь, Саша? Короной голову поцарапать?

Меншиков. Значит, не так я выразился. Дозволь сызнова объясниться!

Екатерина. Сызнова — это как? Это чтоб молодые оба, и ты цалуешь да шепчешь жарко «царица души моей»? Я-то уши развесила, подумала — и правда «души царица». А ты, оказывается, меня на трон подсаживал, чтоб я там и тебе местечко пригрела?!! Ничего сызнова не бывает. Встань. Не срамись!

Быстро входит Балакирев в сопровождении гренадера.

Балакирев. Прошу прощения, светлейший князь! Ровно минута прошла.

Меншиков. Ровно? (Встал с колен.) Уж точность по- немецки блюдешь, Ваня? Молодец! Далеко пойдешь, ноги только не сломай... хэрр Балакирев!

Меншиков уходит. Щенадер встает на посту в глубине сцены.

Екатерина. Садись, Ваня, поближе. На простое лицо твое после сановников и смотреть приятно... Во, какая рожа! (Целует Балакирева в щеку.) Яблочка хошь? (Протягивает яблоко.)

Балакирев. Благодарствую. (Берет яблоко.)

Екатерина. Знаешь, почему я тебя на Монсову должность назначаю? Потому что безвинно пострадал за него. А еще потому, что приснился ты мне намедни... Увидела, знаешь, поле такое большое... Внизу река. А сверху — почему-то веревка спущена... Высоко — не достанешь!.. Я подпрыгиваю, а схватить никак не могу. Ищу, кто б помог, смотрю — идет полем царь Петр... а рядом — барбос, такой весь лохматый... К чему б такой сон, как думаешь?

Балакирев. Это как толковать... Что барбос я — верно, поскольку вам, государыня, верно служу. А что веревка с неба — не иначе, повесят меня скоро...

Екатерина. Типун тебе на язык! Не твой же сон?

Балакирев. У меня похожий был. Каждую ночь царь Петр снится, говорит: беги, Ванька, со двора — пропадешь!

Екатерина. Это он меня предупреждает. Мне в петлю лезть, коли наследничка не угомоню... Короче, пойдешь ты к нему в наставники, Иван, и сердце его смягчишь. Я так этот сон растолковала... Мальчик Петруша хороший, добрый. .. (Подумав, поставила на голову Балакирева яблоко, посмотрела, осталась довольна.) Ты ему пондравишься...

Балакирев. Благодарствую, царица! (Робко снимает яблоко с головы.) Но, может, меня лучше на войну с турками направить?

Екатерина. Мир у нас с турками давно, Ваня. Мир! А промеж себя — война! (Ставит ему вновь яблоко на голову.) Ты не боись! Что он Шапскому глаз выбил — так ты ж не Шапский... Ловок! Даст бог, увернешься!..

Балакирев (нерешительно). Дело рисковое, государыня! (Уронил с головы яблоко, поймал, надкусил, вновь поставил, убедился, что яблоко уже стоит крепче.) Попробую! Но коли дело сделаем, отпусти меня в отставку, государыня. Обещай!

Екатерина. Ладно. Сперва увернись!! (Хлопнула в ладоши, тотчас появились Анисья Кирилловна и Бурыкина.) Наследник где?

Бурыкина. В детской... С прынцем играет, касатик.

Екатерина. Пьяный?

Бурыкина. Никак нет, государыня... Чуток... Для настроения.

Екатерина. Веди сюда. Пусть лук и стрелы берет! Скажи — новый Вильгельм Тель объявился...

Бурыкина убегает. Анисья Кирилловна растерянно смотрит на Балакирева, замечает у него яблоко на голове.

Анисья Кирилловна. Ванюша! Это ты, что ль, Вильгельмом стал? Вот спасибо, царица! Вот радость-то!

Балакирев (растерянно). Какая радость, мамаша? Вы что? А коли глаз выбьет?

Анисья Кирилловна. Да плюнь ты через плечо! Стрела как пуля — в одно место два раза не попадает!! А если, не дай бог, какое увечье — царица милостями не обидит! Верно, матушка?

Екатерина. Шапскому за подвиг деревню подарила... Значит, тебе — две!!

Балакирев. Почему две? Два глаза потерять, что ль?

Анисья Кирилловна. И что ж ты раскаркался, Иван? Прямо не узнаю сына!.. Ты солдат или нет? Солдат цареву службу несет, об остальном думать не должен... Не то что глаз али ухо — жизнь отдать за Отечество для него счастье! И я, твоя мать, тебя на то благословляю! (Подошла, торжественно поцеловала Балакирева.)

Екатерина. Во, какие люди при мне служат. Слеза аж прошибла!

Послышался шум. Музыка. Топот копыт. В глубине сцены появляется странная процессия: принц Голштинский, рядом с ним — в тирольской шляпе и с луком, царевич Петруша. Управляют они детской упряжкой лошадей, вместо которых впряглись шуты — Ушастик, Лакоста и Шапский.

Голштинский. Тпр! Стоять... ваша мать!..

Шуты останавливаются, трясут гривами, поднимают хвосты. Из-под хвостов у них сыплются яблоки... Петруша смеется.