Марк Виленский - Шумим, братцы, шумим...

— Нет, вы придираетесь! — заспорил старик.

Болонка на его коленях заерзала и тявкнула.

Я встал.

— Извините, я очень занят.

Старик уныло качнул серебряным нимбом и ушел, неся свою псину, как грудное дитя.

Прошла неделя, и старик с болонкой опять посетили меня. На этот раз лицо старика дышало несокрушимой верой в победу.

— Вот! — протянул он мне листок. — На сей раз совсем из другой оперы, тут уж вы ничего…

Я прочитал:

"Сэр Джон стоял на перекрестке перед красным светом. Вдруг рядом затормозил мотоцикл. За рулем сидел пудель, а на заднем сиденье — сэр Уильям.

— Чудо! — воскликнул сэр Джон.

— Э-э, какое там чудо, — поморщился сэр Уильям. — Мой мохнатый обормот засмотрелся на какую-то сучку, и мы проскочили левый поворот".

— Увы, — вздохнул я. — Опять то же самое, мой дорогой. Все тот же слегка переиначенный анекдот.

— Как это "тот же"?! — взвизгнул старец. — По-вашему, играть на скрипке то же самое, что водить мотоцикл?

В этот миг болонка, покоившаяся на коленях старика, мотнула мордой, отбрасывая с глаз грязно-белую челку, и произнесла фальцетом:

— Если вы р-р-решительно, по-мужски, не пошлете моего старр-р-рого дурака к чертовой бабушке, он будет к вам каждый день шляться со своими глупыми анекдотами.

— Это кто сказал?! — спросил я, не веря своим ушам.

— Она, — печально подтвердил старик.

— Кому?

— Вам.

Старик наподдал псине по мохнатому заду, а собачка в отместку цапнула его за палец.

— Послушайте! — закричал я. — Да чего вы зря время-то теряете, ходите по редакциям! Рысью в цирк! У вас же аттракцион века! Международные гастроли — Нью-Йорк, Токио!

— А-а… — безнадежно махнул старик рукой. — С чем тут выступать? На рояле она не играет, в шахматах ни бельмеса не смыслит. Единственное, на что эта тварь способна, дак это поносить меня при посторонних нехорошими словами. А руганью сейчас кого удивишь?

Он тяжело поднялся, подхватил собачку под живот и поплелся к двери.

Мне было искренне жаль его.

— Что вы испытываете, глядя на молодых женщин?

— Удовольствие и педаль. Удовольствие от того, что уже не надо тратить время, силы и деньги на ухаживание за ними. И печаль от сознания, что их красота тоже промчится и они превратятся в скучных морщинистых кикимор.

— С каким чувством вы смотрите на детей?

— С чувством великой радости. Радуюсь, что в отличие от детей мне уже не нужно делать уроки.

— Как вы относитесь к собакам и кошкам?

— С завистью: они не знают, сколько им лет.

— Есть ли преимущества у старости?

— Еще какие! Больше не нужно страдать от несоответствия ожиданиям начальства, надеждам семейства, аппетитам красоток и вообще от несоответствия своих скромных достижений честолюбивым мечтам собственной юности. Все позади, от всего свобода! А уж своей тахте, на которой я сплю ночью и дремлю днем с газетой в вялых пальцах, я всегда соответствую.

— Печалит ли вас быстротечность жизни?

— Ничуть. Ведь сегодня мы моложе, чем завтра, а сегодня — всегда!

27 лет 8 месяцев и три дня ухитрился отработать Марк Виленский в редакции "Крокодила". На радостях по случаю его перехода на вольную, творческую работу было решено учинить роскошный банкет с подачей 1 кг пряников и распитием трех бутылок "Пепси". Но поскольку пряников не достали, а "Пепси" не завезли, редакционный треугольник решил как-нибудь иначе отблагодарить ветерана за все, что он натворил. В итоге мучительных раздумий постановили: выпустить в. свет очередной сборник произведений М. Виленского.

Ветеран лицемерно вздохнул:

— Жаль, конечно. Так хотелось пожевать месткомовского пряничка…

— Ничего не попишешь, — разки! руками Треугольник и… ошибся. Из кругов, близких к ветерану, стало известно, что Марк Виленский намерен еще, ох, много чего пописать.

Митинги, малые и большие, стали настолько характерной чертой периода перестройки, что, надеюсь, читатель не посетует на автора за второй рассказ на ту же тему.

Дело происходило в 1983 году.