Михаил Левитин - Возлюби ближнего!

Приближаясь к кассе номер пять, Гландырин на всякий случай оглянулся — нет ли здесь поблизости Перелешина. Нет, она была одна.

Гландырин ускорил шаг и, очутившись рядом с Маргаритой Леопольдовной, дрожащим, совершенно чужим голосом сказал, пытаясь выдавить на своем лице подобие улыбки:

— Счастлив вас видеть, Маргарита Леопольдовна. Безмерно счастлив!

— А я все-таки до последнего момента думала, что это кто-то из наших самодеятельных кружковцев меня разыгрывает! Боюсь я этих шутников, — призналась она.

В ответ Гландырин сказал:

— Не такой я человек, Маргарита Леопольдовна, чтобы сильное чувство в насмешку превращать!

— Что же вы, граждане, кассовый автомат загородили? — услышали они голос дежурной. — Люди серебро на пятачки менять хотят, а вы мешаете…

Случилось так, что каждый раз, встречаясь с Маргошей, Гландырин прикидывался, что он ничего не знает о существовании ее супруга, а она почему-то тоже обходила эту немаловажную часть своей биографии. Был, правда, один случай, когда они прогуливались в Екатерининском саду и Маргарита Леопольдовна, махнув рукой, решительно произнесла:

— А не кажется ли вам, мой уважаемый кавалер, что пора спросить у меня о некоторых подробностях моей личной жизни…

— Нет, нет… Не надо.. Умоляю вас, не говорите ничего. Это совсем не в моих интересах…

Увидя, как побледнел от испуга Леонид Семенович, Маргарита Леопольдовна не без удовольствия подумала:

«Ну что ж… пусть наслаждается мыслью, что он у меня первая любовь».

На самом же деле Гландырин больше всего опасался, как бы она не отказалась от дальнейших встреч, считая их бесперспективными и ссылаясь при этом на свое счастливое замужество.

Теперь Гландырин и Маргарита Перелешина встречались почти ежедневно. Свидания происходили в разных местах. Каждую субботу, например, они посещали клуб, где она занималась в хоровом кружке.

Отличавшийся всегда степенностью и считавший, что неторопливость действий и есть самая характерная черта положительного, солидного человека, Леонид Семенович после каждого свидания и разговора с женой Перелешина становился все более нетерпеливым. Но это была не единственная перемена.

Изменилась даже его одежда: Гландырин сшил себе удлиненный пиджак на семи пуговицах, купил цветную рубашку с высоким воротником и повязал широкий апельсинового цвета галстук.

Да, это уже был не тот Гландырин, который всегда именовал себя рационалистом, скрывая за этим ходовым теперь определением расчетливость, эгоизм и трусость.

Зависть превратила его в свою противоположность: он стал опрометчив в своих решениях, потерял способность обдумывать каждый свой шаг и от бесконечных, вечно истязающих его сомнений уже далеко не молодой человек превратился вдруг в этакого легкомысленного гражданина, чьи эмоции опережают разум.

Гландырин стал просто неузнаваем. Одна навязчивая идея заполнила все его существо — отомстить Перелешину.

— Она должна стать моей женой! Обязательно, и в самые сжатые сроки! — восклицал Леонид Семенович каждый раз, когда отправлялся на свидание с Маргошей. И это ничем не походило на настоящую любовь.

Воспылай Гландырин самой пылкой любовью, он бы в его возрасте действовал более осмотрительно. Тут же зависть окончательно доконала его. Неглупый, осторожный человек, он уже не ходил, а бегал, не шагал, а подпрыгивал, не подходил, а подскакивал. Глаза его отражали мучительную обеспокоенность, логика действий то и дело изменяла ему: он глупо улыбался, часто отвечал невпопад и далеко не всегда понимал, о чем идет речь. Самые банальные и давно понятные явления представлялись в его воображении в перекошенном до неузнаваемости виде.

И вот пришла наконец пора открыть свои истинные намерения мужу поющей красавицы.

Это произошло после того, как Маргарита Леопольдовна, возвращаясь однажды из клуба, толкнула Гландырина локтем и, указав на идущего по другой стороне мужчину, сквозь смех сказала:

— Бьюсь об заклад, что он нас видел, но отвернулся, подлец, и юркнул в дверь гастронома!

— Вы о ком, не понимаю? — спросил Гландырин, хотя уже давно заметил поглядывавшего на них Перелешина.

— Мой муженек, говорю, глазел на нас.

— Вы уверены, что именно на нас?

Гландырин обращался к Маргарите Леопольдовне на «вы», хотя она его называла на «ты».

— Не сомневаюсь.

— Значит, вы замужем? — изобразив бесконечную боль, притворно плаксивым голосом спросил Гландырин.

— Только, пожалуйста, без этих слезливых соплей, — строго предупредила поющая красавица. — Ненавижу рыдающих мужиков. А что касается моего мужа, так он нашему счастью не помеха.

Теперь уж хочешь не хочешь, а надо было рассказать Перелешину о своих истинных намерениях.

Они встретились на другой день в гардеробной и вместе поднялись к себе на третий этаж. В лифте кроме них никого не было.

— Вчера я вас видел вдвоем. Откуда и куда это вы топали? — безразлично спросил Перелешин.

— Из кафе, в цирк Шапито…

— А-а… — протянул в нос «счастливчик». — Смотрели Игоря Кио? Понравилось?

«Чего это он так долго подъезжает к главной теме? — подумал Гландырин. — Валял бы сразу, начистоту — и делу конец».

Но лифт подошел к третьему этажу, они вышли в коридор. Гландырин весь напрягся, он ожидал резких слов, угроз, но Перелешин поспешно схватил его руку, пожал несколько раз и, сказав «желаю счастья», быстро зашагал к себе в отдел.

«Не иначе, как спятил на нервной почве, — оставшись один в коридоре, рассудил Гландырин. — А Маргоше я о нашем с ним разговоре ничего не скажу… Пусть скорее развод оформляет».

Отныне, опасаясь контрдействий Перелешина, Гландырин действовал такими темпами, что благодаря его нетерпеливому подталкиванию Маргоша оформила развод за каких-нибудь два дня.

Подобную быстроту Гландырин приписывал четко намеченному им графику. Он еще не подозревал, что дело совсем не в его графике.

Следом за оформлением развода надо было сократить до минимума положенный инструкцией срок оформления брака.

Тут Гландырин проявил такую лихость и изворотливость, что взятый им темп ни одному нормальному человеку был просто не по силам.

Похудевший, с блуждающими глазами, он бегал по загсовским кабинетам, что-то выкрикивал о своей разбитой жизни, умолял, грозил разоблачением в печати. И когда кто-нибудь, пытаясь сослаться на существующий порядок, просил немного обождать, он садился в кресло, вытирал кулаком слезы и кидал под язык сразу две таблетки валидола. А если и это не помогало, то, направляясь к выходу, угрожающе кричал: «Звоните в неотложку!» — и падал у порога без чувств.

А дальше снова беготня, хлопоты об отпуске за свои счет, и наконец, так и не приходя в сознание, он оказался женатым, а Маргарита Леопольдовна Перелешина (девичья фамилия — Разумовская) стала по паспорту Гландыриной.