Михаил Левитин - Возлюби ближнего!

— Мне бы только, — мечтательно шепчет Анна Николаевна, — этой Люське по нервам как следует тарарахнуть! Чтобы позора побольше хватила! Тогда она и сама Брючкарева от себя погонит. А ему, известное дело, деваться некуда. На коленках ко мне приползет, прощения просить будет… Вот тут-то я и покажу свой характер! Хлебнет он у меня, сукин сын, стопроцентного горя! Узнает, что почем!

Анна Николаевна крепко прижала к себе Лешку и визгливо засмеялась. Смех у нее чересчур громкий, вперемежку с икотой.

От этого смеха Лешке становится страшновато.

«Бедный Брючкарев! — думает Лешка. — Оставался бы лучше у этой Люськи. А по субботам мы с ним и в Чернышевом садике встретиться можем…»

— Ну, так я пойду, — объявила Анна Николаевна. — А тебя, сынок, запру на ключ. Дома буду через два часа. Смотри от дела не отрывайся. К моему приходу чтобы письмо было готово. Набело. И конверт покрупнее надпиши. Завтра по пути на работу я его сама в ящик опущу.

Едва щелкнул замок, Лешка уже стоял у окна. Васька Рыжий и Сенька Круглый вяло гоняли во дворе мяч…

— Мазила! — крикнул Лешка, видя, как Сенька с одного метра не сумел забить мяч в ворота.

— Иди вратарем! — пригласили ребята.

— Не могу, опять писать надо! — с нескрываемой печалью пожаловался Лешка и, чтобы не терзать себя завистью, быстро захлопнул форточку и уселся за стол.

— Должна признаться, уважаемая Анна Николаевна, — начала свою речь классная руководительница Майя Петровна, — меня очень тревожит поведение вашего сына.

— Себя во всем вините, — еще не зная, о чем пойдет разговор, дерзко ответила Анна Николаевна. — Дома он тихий, как стопроцентный ангелочек… И никакого плохого влияния: пьющих и курящих у нас нет. А всяких гадостей они в школе промеж себя набираются.

Майя Петровна грустно улыбнулась, сделав вид, что ничего не расслышала.

— Вы мое мнение о вашем Леше знаете. Мальчик он способный. По русскому языку и природоведению многих третьеклассников перегнал. Очень все быстро усваивает и даже сказки сам сочиняет. Вот только с арифметикой отстает… Уроки небрежно готовит… Времени, говорит, не хватает на домашние задания. Письма какие-то ему писать приходится. Иногда, говорит, по нескольку штук в день…

— Врет он все! — прервала Анна Николаевна. — Какие такие письма?

Учительница развела руками.

— Я этот вопрос вам собиралась задать. Но дело не только в письмах. Очень уж не детские слова употребляет ваш Леша. Вчера, например, поднял руку и спрашивает, какого рода «подонок» — мужского или женского?.. Я, говорит, с мамой заспорил — она нашу дворничиху Нину подонком зовет, а Нина женского рода.

— Ну и что? — перешла в наступление Анна Николаевна. — А хотя бы и был такой разговор! Подонок — слово не матерное, вполне деликатное. По телевизору да по радио его по десять раз в день передают. А что касается нашей дворничихи Нинки — так она, если хотите знать, самый натуральный подонок и есть, несмотря на свой женский род!

— Да не о дворничихе речь, — пытается объяснить Майя Петровна. — К сожалению, это не единственный факт. Вчера вот во время перемены ваш Леша собрал почти весь класс и рассказывал про какого-то дядю Петю-водопроводчика.

— Есть у нас такой паразит, — снова перебила Анна Николаевна. — Подонок вроде той Нинки — хотя и мужского рода!

— Зачем же вы позволяете общаться этому человеку с вашим сыном? — на этот раз сухо и строго спросила Майя Петровна. — Ведь Леша не только рассказывает своим приятелям о любовных похождениях этого дурного человека, но даже поет его песни… Кстати, он утверждает, что эти песни вы, Анна Николаевна, сами каждый вечер поете под гитару.

— Ну и что? — снова огрызнулась Лешкина мама. — Не вам судить, какие песни мне петь, а какие не петь. Допустим, пела, а теперь не пою.

— Дело, понятно, ваше, — заметно покраснев, сказала Майя Петровна. — Вы только сына от этого репертуара оградите. И вообще, вовлекать Лешу в ваши взрослые дела не надо. Непедагогично это. И вредно.

Возможно, беседа продолжалась бы еще некоторое время, но классную руководительницу вызвали к директору.

— Тоже мне профессор! — возмущалась Анна Николаевна, возвращаясь из школы домой. — Самой еще и двадцати пяти нет, а она уже с нотациями лезет. Что вредно и что не вредно, рассуждает. Вот и Люська Шувалова такая же, только что постарше, а порода та же самая. Бабе сорок лет, а у порядочной безмужней женщины последнего сожителя переманивает. Много их таких развелось. Умственные разговоры ведут, музыку за деньги ходят слушать. Воображают из себя… Культура. Я тебе покажу культуру! Ты у меня еще попрыгаешь!.. Узнаешь, как у моего одареныша единственного отца умыкать!..

Домой Анна Николаевна возвращалась в хорошем настроении. Причин тому было несколько. Хотя она никому об этом не говорила, но очень уж ее беспокоил вызов в школу. Однако тревога оказалась зазряшной. Выручило ее умение во всех подобных случаях брать горлом. И вот результат: схватка с Лешкиным педагогом закончилась без всяких плохих последствий. Учительнице так и не удалось получить подтверждение дурного влияния матери на воспитание ребенка. Наоборот — вышло, что они, школьные работники во всем сами и виноваты, суются куда не надо.

Анна Николаевна прибавила шагу уж очень ей не терпелось увидеть написанное в ее отсутствие письмо, результатом которого (она в этом ничуть не сомневалась) будет возвращение Брючкарева.

В квартире было подозрительно тихо. Анна Николаевна сбросила пальто и наскоро размотала шарф. Прислушалась. Ни звука. Уж не выбрался ли он из окна во двор? При его сноровке со второго этажа по трубе спуститься не так уж трудно. Но на этот раз тревога оказалась неоправданной.

Лешка крепко спал, положив голову на стол. Тут же белели разбросанные листы бумаги. Окно было действительно открыто. Очевидно, успел, чертенок, и во дворе побывать, а потом тем же маршрутом вернулся в комнату. По дипломатическим соображениям она решила притвориться, что ничего не заметила, и отправилась на кухню подогревать ужин.

Услышав веселый кастрюльный перезвон, Лешка проснулся, протер кулаком глаза и быстро привел в порядок стол.

— А про что тебе в школе говорили? — безуспешно стараясь скрыть свое волнение, спросил Лешка.

Анна Николаевна махнула рукой.

— Да так… пустяки. После об этом поговорим… Ты лучше скажи, письмо-то написал?

— Угу, — буркнул Лешка.

— Тогда читай, — приказала мать. — Не торопись только. И не очень громко. Стены, сам знаешь, какие.

Анна Николаевна закрыла окно на задвижку, задернула толстые портьеры и удобно уселась в кресле.

— А кому письмо посылаем, читать?

— Обязательно. Мог ведь и напутать.