Александр Лядов - Лучше лизнуть, чем гавкнуть [сборник]

Признаюсь: я учился и оканчивал среднюю женскую школу.

Почему вы улыбаетесь? Что вас удивляет? Время послевоенное. Обучение было раздельным, но в нашем украинском городишке мальчиков оказалось очень мало. На целую школу не хватало. Поэтому нам повезло — с юных лет мы были окружены женским вниманием. Но при выдаче аттестатов об окончании школы руководство не знало: как записывать, где мы учились? Например: «Лядов Олександр закiнчив жiночу середню школу»?

Негоже… И нас оставили мужчинами, сделав прочерк вместо слова «жiночу». А аттестат с одной стороны был на украинском языке, с другой — на русском.

В дни, когда решался вопрос нашей ориентации, я прочёл книгу одного юмориста, который рекомендовал вести записи увиденного, услышанного, тронувших душу событий, эпизодов, интересных встреч с людьми разных возрастов, судеб и характеров, а также фиксировать смешные выражения и словосочетания. Я внял его совету. Так начались мои заметки на страницах тетрадок, блокнотов, отрывочных листов. Возникали они бессистемно, с надеждой на их пригодность в будущем. После школы поступил в престижный по тем временам Московский институт стали. Провинциальный мальчишка попал в разнородную, бурлящую студенческую среду, где рядом с такими молокососами, как я, сидели и аккуратно конспектировали лекции, жили в одной комнате общежития участники войны. Насыщенная культурная жизнь в столице с посещением театров, музеев, кино, различных выставок, с одной стороны, и менее культурная, но тоже жизнь — рестораны, девушки, стаканчики гранёные, «стиляги», с другой — всё это щедро способствовало не только моему становлению, но и наполнению записных книжек.

Всю жизнь буду помнить одного пожилого профессора. Небольшого роста, худенький, в пенсне, из когорты старых интеллигентов. Заходя в аудиторию, он говорил, порой забывая:

— Прошу садиться, госпо… товарищи.

И я сочинил:

По-детски наивно, правда? После окончания института по распределению был направлен на производство, на один из крупных заводов чёрной металлургии Украины. Это была уже совсем другая территория, с иным климатом и людьми, иным отношением к жизни, культуре, с русско-украинско-белорусско-грузинским говором и матом. Со своими понятиями касательно того, «что такое хорошо и что такое плохо». Со стойкой любовью к выпивке, желательно с хорошим закусоном. С одеждой, которую эксплуатировали до полного износа. Но главное — с неистощимым юмором, несмотря на постоянно возникающие проблемы.

Записи бросались в большой коричневый фибровый чемодан. Где-то прочёл:

Порой решал: «Нужно использовать содержимое “аристократа”». И каждый раз откладывал. Находил причины. Успею. Нет, вру. По требованию партийных или профсоюзных деятелей в местной заводской или областной печати появлялись мои «шедевры» о могучей силе рабочего класса и неутомимой производственной деятельности наших сплочённых коллективов под руководством партии и правительства во имя торжества коммунизма.

Или:

К сожалению, это не помогло нашей экономике.

Несколько раз открывал фибровый чемодан — свалка! Ведь всё это надо разобрать, систематизировать с учётом непрерывного потока текущих наблюдений. Медленно, очень туго шёл процесс приведения в порядок содержимого чемодана. А на горизонте уже появились цвета пенсионной радуги.

А что я буду делать на «заслуженном отдыхе»? Землю обрабатывать на дачном участке? Не люблю. Дети и внуки далеко. Ругаться с женой? Не привык.

Но в жизни всегда есть место… неожиданным поворотам. Перестройка. Переломка. Переделка. Переездка. И принимаем непростое решение — отправиться к детям в Америку. В аэропорту пограничник при досмотре поинтересовался:

— А что в этом чемодане?

Я не был готов к такому вопросу.

— Да… тетрадки… записки…, — как-то робко ответил я.

— Что в этих записках, тетрадках? Откройте.

Пока он перелистывал страницы блокнотов, я успокоился. В них вся прожитая жизнь. Контры и самиздата нет. А пограничник внимательно читал запись в одном блокноте и неожиданно сказал:

— Это правильно.

Я посмотрел, что ему понравилось. «Кукушка, кукушка, сколько мне осталось жить? — А с кем?»

— Проходите, — улыбаясь, сказал страж. Таможенник с чувством юмора — согласитесь, нестандартно. Прибыли в Новый свет.

Появилось у пенсионера свободное время, возможность разобраться в записях о прошлом, осмыслить день сегодняшний и, главное — подготовить и предложить на суд читателя книгу.

В этом мне помогли замечательные художники-юмористы М. Беломлинский (Нью-Йорк) и Евгений Кран (Тюмень), которые проиллюстрировали рассказы. За что им Спасибо. Спасибо. Спасибо.

Тот пограничник, его оценка и улыбка укрепили желание поведать об услышанных мной репликах, выражениях, суждениях, частушках, автором которых был не я, а неунывающие «представители рабочего класса, крестьян и интеллигенции». Мне всегда ближе замечать смешное в людях, ситуациях. Основой для рассказов, стихов, записей, реплик послужили реальные люди, факты и события.

Время — Хрущёв. Целина. Кукуруза. Работаю на металлургическом заводе.

Прозвучала сирена. Ночная смена закончилась. Расписался в производственном журнале: «Смену сдал — смену принял» — и собрался идти домой. Устал, потому что сразу после вчерашней ночной смены ходили на праздничную демонстрацию в честь Великой Октябрьской социалистической революции. И запомнился этот праздник мне, тогда ещё молодому специалисту, на всю жизнь.

Неожиданно по цеховой громкоговорящей связи услышал: