Пэлем Вудхауз - Дживс и феодальная верность. Дживс готовит омлет. На помощь, Дживс! Держим удар, Дживс! [сборник]

Я отпрянул, как если бы она дала мне подержать скотч-терьера Бартоломью. Я считаю себя preux chevalier и тем горжусь, мне нравится угождать прекрасным дамам — по мере возможности, но бывают моменты, когда приходится объявлять nolle prosequi. Сейчас настал именно такой момент. При одной мысли о том, чтобы пойти на опасное дело, которое мне предлагала Стиффи, я покрылся гусиной кожей.

— И близко не подойду к проклятой комнате! С моим везеньем я сразу наткнусь на твоего дядю Уоткина под ручку со Сподом — и как мне им объяснить, что я там делаю и каким образом проник в запертую на ключ комнату? Кроме того, я не могу разгуливать по дому, когда здесь Планк.

Стиффи залилась своим так называемым серебристым смехом, которым, по-моему, как я уже писал, она бессовестно злоупотребляла:

— Дживс мне рассказал про тебя и про Планка. Ужасно смешно.

— Рад, что тебе смешно. Мне лично было совсем не до смеха.

Дживс, как всегда, нашел выход из положения:

— Если вы передадите означенную вещь мне, мисс, я позабочусь о том, чтобы она вернулась на место.

— Благодарю вас, Дживс. Ладно, до свидания. Пойду отыщу Гарольда, — сказала Стиффи и удалилась, грациозно пританцовывая.

Я пожал плечами:

— Ох уж эти женщины, Дживс!

— Да, сэр.

— Ну и народ!

— Да, сэр.

— Помните, что я вам сказал о Стиффи, когда мы были в Тотли-Тауэрсе в прошлый раз?

— Нет, к сожалению, в данный момент не припоминаю, сэр.

— Она еще подсунула мне каску полицейского Оутса, а тут как раз папаша Бассет и его прихвостни ворвались в мою комнату с обыском. Предвосхищая будущее, я тогда обратил ваше внимание на то, что Стиффи, по которой, как известно, психушка плачет, собралась замуж за преподобного Г. П. Пинкера, самого придурковатого из тех, кто когда-либо вещал прихожанам о хеттеях и хананеях, и задался вопросом, чего же ожидать от их отпрысков, если таковые явятся на свет.

— Да, сэр, теперь вспоминаю.

— Унаследуют ли они, спрашивал я себя, совокупную дурь обоих родителей?

— Да, сэр, насколько могу припомнить, вас особенно тревожила судьба нянь, гувернеров и школьных преподавателей, которые возьмут на себя ответственность за воспитание вышеупомянутых отпрысков…

— …не подозревая, с чем им придется столкнуться. Совершенно верно. Эта мысль до сих пор меня гложет. Однако нам сейчас недосуг углубляться в данный предмет. Возьмите-ка лучше черную кикимору и не мешкая водворите ее на место.

— Да, сэр. Коль предстоит тебе свершенье, верши его без промедленья, — сказал он, направляясь к двери, а я в который уже раз восхитился тем, как складно он сочиняет.

Теперь самое время, подумал я, прибегнуть к стратегии, разработанной мною с самого начала, а именно — бежать отсюда через окно. Пока Планк шляется по дому и в любой момент может ввалиться сюда, поближе к напиткам, самое безопасное для меня — удалиться в тисовую, или рододендроновую, аллею и отсидеться там, пока он не уберется восвояси. Итак, в соответствии с планом я поспешил к окну и — представьте себе мой испуг и досаду — обнаружил, что Бартоломью, вместо того чтобы прогуливаться по парку, устроил себе сиесту на травке под окном. Я уже перекинул ногу через подоконник и только тогда заметил мерзкое животное. Еще секунда — и я бы упал прямо на него, подобно летнему дождю, что низвергается нежданно с небес на землю, как сказал не помню кто.

Легко догадаться, что это impasse [83] Тупик ( фр .). , как говорят французы. Я стоял, обдумывая свое положение, когда за дверью послышались шаги. Коль предстоит тебе свершенье, верши его без промедленья, сказал я себе и снова бросился за диван, побив на долю секунды свой предыдущий рекорд.

Лежа в своем тесном закутке, я удивлялся, почему не слышно никакого разговора. До сих пор все входящие начинали чесать языки, как только переступали порог. Странно, подумал я, теперь ко мне, кажется, занесло парочку глухонемых. Однако, осторожно выглянув из-за дивана, я понял, что ошибся. Это была вовсе не парочка глухонемых, а Мадлен. Она направлялась к фортепиано, и шестое чувство мне подсказало, что сейчас она примется петь старинные народные песни. Как я уже упоминал, на досуге Мадлен довольно часто предавалась этому занятию. Она особенно усердствовала в минуты бурных переживаний, когда желала успокоиться. Вот и сейчас, видно, настала такая минута.

Мои опасения оправдались. Мадлен принялась голосить и пропела две песни кряду, не переводя дыхания, и при мысли о том, что подобное испытание будет моим уделом на всю оставшуюся жизнь, я похолодел. У меня всегда была своего рода аллергия на старинные народные песни, и чем они стариннее, тем пуще аллергия.

К счастью, не успела Мадлен начать третью балладу, как послышались тяжелые шаги, дверь отворилась, кто-то шумно засопел и произнес голосом Спода, хриплым от избытка чувств: «Мадлен!»

— Мадлен, а я везде тебя ищу.

— О, Родерик! Как твой глаз?

— Мне сейчас не до глаза, — сказал Спод. — Я не о глазах пришел рассуждать.

— Говорят, если приложить бифштекс, отек спадет.

— И не о бифштексах. Сэр Уоткин сообщил мне ужасную новость о тебе и о Вустере. Это правда, что ты собираешься за него замуж?

— Да, Родерик, это правда.

— Как ты можешь любить этого осла, этого дебила Вустера?! — вскричал Спод, и я нашел его слова чрезвычайно грубыми. «Выбирайте выражения, Спод», — мог бы я сказать, выпрямившись во весь рост и глядя ему прямо в глаза. Однако по ряду соображений я ничего такого не сказал, а, напротив того, остался сидеть скрючившись за спинкой дивана. Мадлен вздохнула, а может, просто под диваном гулял сквозняк.

— Нет, Родерик, я его не люблю. Моя душа к нему нисколько не стремится. Но мой долг подарить ему счастье.

Спод сказал «Тьфу!» или что-то вроде того.

— Ради всего святого! — воскликнул он. — Зачем? Какое тебе дело до этого жалкого червя Вустера и его счастья?

— Родерик, он меня любит. Ты ведь, наверное, заметил, как он на меня смотрит? Его взгляд полон немого обожания.

— Делать мне больше нечего, что ли, как заглядывать Вустеру в глаза? Воображаю, какой взгляд у этого тупицы. Мадлен, давай объяснимся начистоту.

— Я тебя не понимаю, Родерик.

— Сейчас поймешь.

Видимо, произнеся «сейчас поймешь», он схватил ее за руку, потому что она громко вскрикнула «Ой!». Моя догадка подтвердилась, когда она сказала, что он причинил ей боль.

— Прости, прости, — забормотал Спод. — Но я не могу допустить, чтобы ты сломала себе жизнь. Нельзя тебе выходить за Вустера. Ты должна выйти за меня.

Я был «за», как говорится, и сердцем и душой. Озолоти меня — Спода я не полюблю, это факт, но эти речи его мне очень понравились. Осталось поднажать еще немного, и Бертрам будет свободен от своих почетных обязательств. Жаль только, что Спод так долго раскачивался.