Прийт Аймла - Сквозь этажи

— К счастью, любую неразбериху можно разобрать!

Начальник сразу зарумянился. Поднявшись со стула, он уселся на край стола, взял меня за пуговицу и доверительно произнес:

— Будет крайне несправедливо, если вы не попадете в Болгарию. У нас электрик был дуб дубом, тот даже в Швеции побывал!

Теперь больше не было сил, и я рявкнул:

— У каждого человека есть фамилия. Я, например, Кадарпик!

— Да, да, — сочувственно кивнул он, — но вы не начальник цеха.

Я рванулся к окну, распахнул его и сказал:

— Одно из двух: либо я узнаю вашу фамилию, либо столкну вас вниз.

— Ладно, — он капитулировал, встал, взял шариковую ручку, придвинул мою характеристику себе под нос и рядом со своей подписью, в скобках, вывел: «Начальник цеха».

Я подхватил начальника на руки и двинулся к окну. Он посмотрел мне в глаза и прошептал:

— Мне-то все равно. Больничный дадут — недельки две подышу спокойно. Как вы в своей Болгарии. Съездите и вернетесь… А вот если вы честно скажете им, что я и есть Руди Вялк, они обязательно вспомнят, что должны были дать мне по шапке. Такие дела!

Я опустил начальника цеха в его дряхлое кресло и двинул в дирекцию. На свежем воздухе быстро родилась идея…

Уверенным шагом я вошел и заявил, что имя прежнего начальника успел позабыть, а нынешнего зовут Руди Мялк.

— С этой фамилией у нас неприятностей не было, — заявили завком и дирекция, подписали мою характеристику и заверили: «Следовательно, ваша бумага достойна доверия во всех отношениях».

Лет двадцать никак не мог собраться в зоопарк. И вот пошел. Теперь, кажется, буду жалеть об этом всю жизнь. Я быстро осмотрел пичужек и зверушек, постоял возле слона, медведя и дошел до клеток с обезьянами. Смотрю на обезьян минуту, пять, 10, 30 минут. Смотрю и думаю — до чего же, черт возьми, милые существа. Перед глазами у меня сновали обезьянки, а за спиной проходил знакомый. Хлопнул меня по плечу и говорит: «Ну, дружище, ты все еще тут. Влюбился, что ли?» И как бы подтверждая, что шутка остроумная, окатил меня настоящим лошадиным ржанием.

По счастью, лошади довольно скоро покинули мое воображение. Я снова остался с обезьянами. Но, видимо, реплика знакомого как-то нехорошо на меня подействовала. Мною овладело беспокойство. Нет, дешевая шутка насчет влюбленности меня не обидела. Встревожило то, что я в самом деле не без удовольствия стоял перед обезьяньей клеткой и с любопытством смотрел, как резвятся зверушки. А что, если я и правда влюбился? Я подумал о своей юности, но нет, не припоминалось, чтобы я когда-нибудь так влюблялся в девушек. Понятно, ни у одной из них не было такого миленького хвостика и такой уморительной мордашки, но все же — они-то были людьми…

И тут меня осенило: я и сам не вполне человек. В поведении и внешности мартышек было так много от меня самого, что объяснение могло быть одно: все мы происходим от обезьян, но кто-то ушел от них далеко, а кто-то — не очень. Вот я, наверно, все еще с ними.

С этой мыслью я покинул зоопарк. В трамвае меня не переставал мучить вопрос: а понимают ли это остальные? Потому что если понимают чужие, то еще легче уловить это знакомым, сотрудникам! Тогда меня уволят с работы, разведут с женой, выбросят из профсоюза… бр-р! По спине пробежал озноб. Будь что будет, главное — ни за что не производить впечатление обезьяны! Нужно держаться по-людски, нужно жить так, чтобы ни у одного сотрудника, милиционера или ученого не возникло подозрения в моей принадлежности к высокому званию человека.

С этого дня я внимательно приглядываюсь к людям. Правда, в лицо мне еще никто ничего не сказал, но подозрительные взгляды на себе ловлю довольно часто. Как-то вечером стою в овощном за апельсинами. Подходит гражданин, и чуть из штанов не выпрыгивает — подай ему без очереди яблок. Женщины заворчали и с надеждой воззрились на меня. «Гражданин, — говорю я с улыбкой, — для вас что, очереди не существует?» А этот нарушитель порядка оглянулся и как рявкнет: «Тебе что, на хвост наступили?» Значит, хвост уже заметно. Я быстренько вышел из магазина, влетел в первый встречный туалет и засунул хвост в брюки. Потом решил позвонить жене на работу, спросить — может, сегодня обойдемся без апельсинов. Набираю номер и спрашиваю: «Простите, моя жена там?» А они, нет чтобы сразу ответить — вопрос задают с подковыркой: «А кто ее спрашивает?» — «Человек!» — в отчаянии крикнул я и бросил трубку.

Чтобы не выделяться на улице своей сантиметровой щетиной, я срочно отрастил усы, бороду, отпустил волосы. Более мохнатой обезьяны я в жизни не видел.

Рабочий день, а солнце заливает светом наши столы в конторе, и никому из нас не хочется работать. Кто потягивается, кто мечтательно смотрит в окно, кто обмахивается отчетами. А мне вспомнилось, что именно работа сделала из обезьяны человека — значит, труд — дело сугубо человеческое. Я засучил рукава и впрягся так, что в запале ввернул свою непривычно длинную бороду в пишущую машинку. «Чего ты дергаешься, — засмеялись коллеги, — не конец квартала, чтобы потеть, как мартышка!»

Да, тут ничего не поделаешь. Кажется, меня считают-таки обезьяной. Еще раз я убедился в этом ближе к вечеру, когда зашел председатель комиссии по распределению жилья и сказал, что нам выделили однокомнатную квартиру. Первый в очереди назвал это издевательством — ему такая маленькая ни к чему. А второй обернулся ко мне: «Вы по списку третий. Я в такую клетушку не пойду. Может, вы хотите?» — «Не хочу в клетку, не хочу!» — чуть не плача воскликнул я и дунул домой.

Где может быть человеку спокойней, чем дома, рядом с женой, с детишками. Я люблю свою семью. Очень. А вдруг это обезьянья любовь?! Делать нечего, пришел домой, и прежде всего как следует накостылял каждому ребенку, потом побил жену. Кто теперь посмеет сказать, что это обезьянья любовь? «Нет, ты не человек», — сказала мне жена. — «А кто же?» — спросил я с испугом. — «Свинья», — тихо ответила она. Слово это наполнило меня искренней радостью, и в тот же вечер я купил жене в ближайшем ювелирном магазине амулет за сто рублей.

В воскресенье профсоюз устроил экскурсию на природу. В прекрасном сосновом бору сделали большой привал. На этот день я возлагал все свои надежды, потому сразу же приступил к их воплощению. Один-одинешенек я кружил по лесу и заблудился. Все шло как по маслу. Когда через полчаса меня разыскал отряд спасателей, я радостно вздохнул и сказал: «Заблудиться — это так по-человечески!» Меня не поняли и кто-то переспросил: «Оно, конечно так, но что вы хотите этим сказать?» Оказывается, это был не спасательный отряд, а просто группа коллег, спешивших к месту сбора. Никто и не заметил, что я заблудился, потому что автобус ждал метрах в пятидесяти от места нашей встречи.