Евгений Дубровин - Эксперимент «Идеальный человек». Повести

- Нет. Просто я боялся оказаться в ваших глазах банальным.

Лиля испытующе посмотрела на меня. Я стойко выдержал ее взгляд.

- Но у нас нет подарка, - сказала она неуверенно.

- Ерунда! Сейчас что-нибудь купим! - воскликнул я, мысленно подсчитывая, сколько у меня денег.

В «Гастрономе» я взял две коробки пастилы и бутылку шампанского. «В крайнем случае, если ничего не выйдет, уничтожим все с Кобзиковым», - подумал я, входя вместе с Лилей в вестибюль.

Здесь по-прежнему было много народу. Расталкивая толпу, я храбро двинулся на стражей с повязками. Те стояли, переминаясь с ноги на ногу, явно скучая.

- Здорово, ребята, - сказал я. - Мы не опоздали?

- Опоздали, - пробурчал один из дружинников, подозрительно косясь на мой сверток. Другой тоже посмотрел на бумажный пакет.

- Кирпичи? - равнодушно спросил он.

- Ну да, - сказал я, выставляя серебристое горлышко. - К такому кирпичу приложишься - и хорош будешь. Ну, как там Николай? Держится еще на ногах? Или Маша пригубить не дала?

Стражи заулыбались:

- Извините, товарищи… пожалуйста, проходите. Приходится принимать меры. Лезут тут всякие. Только что одного мудреца раскололи. Кирпичи за вернул в бумагу - вроде с подарком…

В зале было душно и пьяняще тепло. Нестройно гудели, шаркали подошвами, шипела радиола, звякали тарелки. Лиля подошла к зеркалу. Я остановился рядом, искоса разглядывая ее. В зеркале отражалась совсем юная черноволосая девочка со строгими глазами. Бледное лицо, обрамленное короной волос, худые руки. Платье из красной шерсти сидело свободно - очевидно, его шили «на вырост». Сильно декольтированное и короткое, оно открывало почти до колен стройные, слегка худые ноги и почти всю спину, покрытую «гусиной кожей». Две толстые косы сбегали по маленькой груди почти до пояса.

- Вы, наверно, будете стесняться моих кос, - сказала Лиля, когда мы встретились в зеркале глазами, - они ведь не модны.

- Что вы! - запротестовал я. - В косах есть своеобразная прелесть. Что-то от пушкинской Люд милы.

- Спасибо за комплимент. Мне все говорят, что я не современна.

- Вы не так меня поняли. Наоборот…

- Вы имеете в виду платье? Так оно - моей сестры.

- Пойдемте танцевать? С вами в обычной обстановке разговаривать трудно.

- Я не танцую.

- Почему? - удивился я.

- Потому что считаю пошлым. От танцев дав но осталось одно название. Сейчас танцуют только потому, что можно на глазах у всех обниматься. А мне это совсем не нужно.

- Тогда пойдемте за стол.

- Я не пью.

- И не едите?

- Иногда.

Мы неловко стояли посреди зала.

- Эй, парочка! Как там вас? Идите сюда! - за кричали из-за стола.

Некто в черном костюме с галстуком-бабочкой подскочил к нам и с пьяной любезностью стал усаживать за стол. Я пошел поздравить жениха. Он сидел во главе стола, красный, довольный, и боролся со своим чубом при помощи железной расчески. Он боролся яростно, ожесточенно, но безуспешно: едва расческа сходила с головы, как чуб моментально рассыпался и лез в глаза,

- Сколько лет, сколько зим, дружище! - сказал я, ставя возле жениха бутылку шампанского и де лая растроганное лицо.

- Ему хватит уже! - запротестовала кругленькая, как колобок, невеста. - Мама, его опять хотят напоить!

Жених поднял с глаз чуб и неожиданно закричал:

- Сашка!!! Ты???

- Ну да!

- Друг! Какими судьбами? Давай бокалы сюда! Мы выпили при явном недовольстве родственников невесты.

- Ну, ты как тут, женился, значит?

- Да вроде. А ты?

- Нет еще.

- Женись, брат. Интересно погулять на свадьбе, на собственной. Эй, давай станцуем русскую? Рус скую! Помнишь, как когда-то?.. Мишка, тащи баян!

Чуб опять упал на глаза жениху, и он зло затряс головой.

Я воспользовался этим и потихоньку ретировался на свое место. Лиля ковыряла вилкой в винегрете.

- Он тоже летчик?

- Нет, повар.

Как странно - один чуть ли не достает рукой звезды, а другой готовит пересоленные винегреты.

- А может, это жена готовила?

Вы сейчас, наверно, скажете, что все профессии нужны людям. Я с этим согласна. Но все-таки есть профессии сильных. Вот, например, ваша. Зачем кривить душой, скажу прямо: я горда, что случай свел меня с вами.

Она сказала это так искренне что мне вдруг стало страшно за свое будущее. А что, если все раскроется?

- Да… конечно. Но знаете, вы слишком много требуете от людей. Не всем же быть- смелыми и от важными. В основном человечество мягкотела, добро, любит покушать и повеселиться.

Лиля живо повернулась ко мне:

- Вот-вот. Если бы вы знали, как я презираю ваше «человечество»! Этого пресловутого «среднего гражданина», который пьет вино, ест борщи, приволакивается за женой соседа, а в оставшееся время «возводит светлое здание будущего». Ну, какой это герой? Герой - это кто делает что-то необычное, весь отдается своему делу. Но и герой - чепуха. Он герой потому, что все вокруг овцы. Знаете, есть такая пословица: «Молодец - среди овец, а против молодца - сам овца». Если уж жить на земле, то лишь гением.

- Ого! - сказал я, - Сколько честолюбия! По чему же вы живете? Или, может быть, вы гений?

- А почему вы смеетесь? Вы же ничего не знаете обо мне. Вдруг я сделала открытие, о котором человечество и думать никогда не думало?

- Какое же это открытие? - заинтересовался я.

- Пока тайна.

- Ну, пожалуйста, скажите. Я никому ни слова. Лиля заколебалась:

- Поклянитесь.

- Клянусь.

- Нет, не так. Смотрите мне в глаза и повторяй те: «Клянусь, если я скажу лишь слово…»

Я повернулся и уставился в ее черные глаза, которые вдруг стали серьезными и страшно глубокими.

- Клянусь, если я скажу хоть слово…

- …пусть тогда мой самолет разобьется, а тело мое не опознает даже мать.

Я покорно повторил за ней клятву. Мой самолет никогда не разобьется.

- Ну вот. Вы первый человек, который это узнает. Мы живем на электроне.

- Где? - поразился я.

- На электроне. А солнце - проток.

Я невольно рассмеялся. Лиля спокойно взяла яблоко и откусила его.

- Смейтесь, смейтесь. На вашем месте каждый поступил бы так же.

- Но как вы пришли к такому выводу? - спросил я, вволю насмеявшись, благо на это мне было дано разрешение.

- Это уже частности. Не исключена возможность, что наша солнечная система - это атом, который входит в состав пепельницы, стоящей на столе какого-нибудь великана. А этот великан сидит в мягком кресле, читает газету, тычет окурки в пепельницу и даже не подозревает, что в ней копошатся миллиарды солнц и планет, на одной из которых находимся мы с вами. И мы никогда не увидим ни этого великана, ни даже его пепельницы - потому что человеческий глаз не замечает ни маленького, ни большого. Впрочем, «большое» и «маленькое» - понятия относительные, которые осознаются только в сравнении. Так же точно, может быть, есть жизнь и на нейтронах, которые мы разгоняем. А почему и не допустить такой возможности? Вы уверены, что все мыслящие существа должны иметь рост полтора метра и температуру тридцать семь градусов? Вы уверены, что микробы не мыслят?