Александр Маленков - Красные огурцы

— Ты вовремя, в девять начинаем, хотя погода что‑то портится, ну да хрен с ней, — возбужденно продолжал Кирилл.

— Да я, собственно… — начал Антон.

— А я ему говорю, — неожиданно вступила в беседу Дуня, — надень куртку, холодно становится, а он ни в какую!

— Это Дуня, — сказал Антон, поморщившись.

В глазах Кирилла мелькнуло умиление (или Антону так показалось?), мысль о том, что эти взбитые сливки московской богемы могут принять Дуню за его девушку, была неприятной. Ему захотелось как‑то деликатно обозначить дистанцию между собой и этим лесным чудом в мини‑юбке, например закричать: «Это не со мной! Это не я!» — или хотя бы намекнуть на несерьезность их тандема, мол, этот так, случайный каприз, артист в поисках экстравагантных источников вдохновения расширяет антропологические границы восприятия…

— Хэй, всем привет! — Дуня замахала рукой с интенсивностью провожающего пароход. — А чего вы все так вырядились? Запачкаетесь же!

— Привет, красавица! — сказал Кирилл, с улыбкой оглядывая Дуню. — Я Кирилл.

— Вы — друзья Антона? Прикол!

Дуня неестественно расхохоталась, друзья Антона озадаченно переглянулись. И пока Антон лихорадочно соображал, как исправить неловкость, Дуня продолжила атаку:

— Нет, правда, а чем вы стираете белое?

— Дуня, успокойся… — прошипел Антон.

— А я ничем не стираю, я выбрасываю, — захихикал Леша в балахоне.

— Да вы что! — поразилась Дуня. — Отдайте лучше мне!

— Так, короче, — деловито начал Антон, пнув Дуню. — Трос есть?

— Ай, чего ты пинаешься!

— Да вот, — Кирилл показал уже приготовленный трос.

Антон газанул, трактор с рычанием испустил струю сизого дыма, спасательная операция началась. Помочь Кириллу было приятно. Антон когда‑то консультировал его по поводу ремонта, и с тех пор они остались приятелями. Кирилл присылал ему приглашения на свои феерические мероприятия, и когда у Антона было настроение впечатлить кого‑то своим богемным образом жизни, он сам звонил Кириллу и напрашивался в гости.

Антон попросил друзей не рисковать белыми одеждами и начал сам прицеплять трос к трактору, всем своим видом давая понять, что его способности дизайнера простираются далеко за пределы ремонта и вообще не знают границ ни в городе, ни в лесу. Впечатление опять испортила Дуня:

— Антон, осторожнее! Не поранься!

Антон залихватски хмыкнул, вложив в этот звук концепцию полной невозможности пораниться.

— Дуня! — раздраженно сказал он и прищемил палец крюком. — Черт!

— Не суй в рот грязный палец! — вскричала Дуня, не забыв и о своем заботливом амплуа, напрыгнула на Антона и попыталась вытащить ядовитый палец из его рта.

— Вот из‑за тебя! Ты можешь спокойно посидеть пять минут?

— Надо промыть! Покажи!

Антон закатил глаза к небу.

— Да там ничего нет, просто прищемил чуток, сейчас поедем.

— Лучше и правда промыть, — подала голос Барби. — У меня где‑то пластырь был…

— У меня есть, есть пластырь! — обрадовалась Дуня и полезла в свой саквояж.

После некоторой неловкой борьбы Антон сдался и дал настойчивой сироте оказать себе ненужную первую помощь. Наконец трос был прицеплен, трактор взревел и внедорожник выкарабкался из лужи.

— Я с тобой прокачусь, — возбужденно сказал Кирилл, — когда еще по лесу на тракторе!..

— Давай залезай!

Колонна тронулась, Антон сурово оглядывал раздолбанную колею и жестами показывал ребятам в BMW на особо коварные лужи.

— Скушай бутерброд, Антоша, — сказала Дуня, тыкая ему в нос очередным порождением своего кулинарного энтузиазма.

— Какая вы заботливая, — смеясь, произнес Кирилл.

— Я — женщина, вот и все, — загадочно отвечала Дуня.

Антон смолчал, мысленно проклиная тропинку, которая привела его в дом изобретателя Коробкина.

Заброшенная лет десять назад угольная шахта «Беломухинская» давно волновала воображение Кирилла. Идеальный локейшен для трансового опен‑эйра — индустриальный колорит, близко от Москвы. В этом году удалось все подгадать как раз к летнему солнцестоянию — и получить разрешение властей, и договориться с наркополицией, чтобы они не совались на праздник, вовремя приготовить площадку, разослать приглашения. Стиль вечеринки сам собой продиктовался временем и названием места. Какой еще дресс‑код может быть на «Беломухинской»? Ну конечно белый цвет! Светлая подмосковная ночь, черные развалины шахты, и толпа людей в белом.

Из всех оставшихся построек относительно неаварийной признали только административный корпус, там устроили несколько вип‑зон, с пустыря возле склада растащили мусор, застелили его досками, поставили сцену. Кирилл принципиально не считал свои вечеринки средством заработка. Расходы покрывались папой, который был страшно рад, что сын слез с героина и нашел себе в жизни занятие. Конечно, можно было бы продавать билеты, но Кирилл считал себя выше презренного бизнес‑подхода. Приглашения получали только друзья, друзья друзей и их приятели. Таким образом публика подбиралась неслучайная и с каждым разом все больше людей жаждали подружиться с организатором. Диджеи, даже заграничные, выстраивались в очередь, чтобы выступать у Кирилла.

К сожалению, российский сезон опен‑эйров был короток и непредсказуем с точки зрения погоды. Вот и сейчас, несмотря на безоблачное утро, к вечеру сгустились тучи…

Когда белое воинство было наконец доставлено на шахту, благодарности приняты, руки пожаты, пожелания хорошо повеселиться произнесены и сопровождены многозначительным подмигиванием, Антон с Дуней остались одни. Дуня взяла олимпийку, которая все это время отдыхала в корзинке, расправила ее, стряхнула с нее пыль и требовательно произнесла:

— Надень.

— Дуня! — Антон дал волю долго сдерживаемым чувствам. — Что на тебя нашло, а? Ты что за цирк устроила?

— Какой цирк, Антон?

— Лезешь к незнакомым людям с дурацкими вопросами — как вы стираете? Потом этот вот — с пластырем, бутербродами… Что ты скачешь вокруг меня, как наседка? Ты понимаешь, как это по‑идиотски выглядит? Антон, скушай, Антон, оденься… Это мои друзья, а ты вырядилась как ложкомойка, как какая‑то пэтэушница, виснешь на мне!

— Я хотела как лучше, — произнесла Дуня, и васильковые глаза заблестели.

— Не надо как лучше. Надо как я прошу.

— Другой бы рад был, что о нем заботятся.

— Вот о другом и будешь заботиться. А я не просил!

Дуня шмыгнула носом. Как настоящий ученый, она была готова к любому ходу эксперимента. Конечно, ей казалось, что все идет хорошо, что в объекте уже закипает нужный гормональный бульон — он ведь так смотрел на нее и даже волновался, что Дуне холодно! Но пусть, пусть она ошибалась, все ошибаются, она была готова к провалу эксперимента, это прекрасный материал для анализа! Не была она готова только к одному — к этой жгучей обиде, которую почему‑то сейчас испытывала, и особенно к этим позорно неконтролируемым слезам, к этим спазмам… Да что ж это такое?! Нужно держаться!