Михаил Жванецкий - Собрание произведений в одном томе

Смешно оценивать ТВ по передачам, больницы – по вылеченным. Конечно, мы по количеству врачей обогнали всех, теперь бы отстать по количеству больных, но тогда пропадает смысл работы коллектива, загружающего самого себя. Тогда о нашей работе надо спрашивать совершенно посторонних. А разве они знают, что мы сэкономили, что отпраздновали, кого вселили, кого уволили? Что расскажет изделие о жизни коллектива? Что будет в новостях, которых так жадно ждет население: пущена вторая очередь, задута третья домна, пущен первый карьер, дал ток третий агрегат. Кто знает, сколько их там, когда начнут, когда закончат?

Определенность – это неисправимо, а неопределенность – это жизнь. Развернулись работы по озеленению. Не для озеленения эти работы. Пылесос работает? Нет! Один бит информации. А как сегодня дела у коллектива пылесосного завода, как с утра собираются люди, как в обед приезжают артисты, как между сменами торгует автолавка, как психологи помогают начальникам цехов, как дублеры работают директорами – миллионы битов, пьес, романов.

Пылесос – для одного, пылесосный завод – для тысяч. Потому так замолкают люди, собравшиеся в пароход, завод, в институт. Дадут одно поршневое кольцо, и сидят пятьсот или шестьсот под надписью: «поршневое кольцо», «гибкие системы», «топливная аппаратура». Огромная внутренняя жизнь, хоть и без видимого результата, но с огромными новостями, так радующими сидящих тут же, этакое состояние запора при бурной работе организма.

А машину как-нибудь дома соберем, квартиру достроим, платье перешьем, трактор придумаем, самолет в квартире склепаем и покажем в самой острой передаче под девизом «Один может то, чего все не могут».

Сатирик. Здравствуйте, дорогие друзья! Добрый вечер! Товарищи! Сколько можно?! В каждой приемной сиди, за пустяковой бумагой стой. А эта организация производства? Когда наконец дурак перестанет попадаться в наших кадрах? Нет движения среди персонала. До каких пор будет пробиваться здравая мысль? Где она? Улицы полны грузовиками. У нормального изобретателя нет шансов. Ум сквозь портьеру глупости, острое слово под одеялом, темень и соглашательство, тупость и невежество. Долой этих людей! Где мы?

( Бурные аплодисменты, сатирик кланяется. )

Крики. Браво!

Сатирик. Не за что! Спасибо! Не за что!.. ( Получает букет .) Спасибо, деточка, тебе понравилось?.. Особенно про кого?.. Про учителей. Приходи, каждую пятницу мой вечер, а по средам я с вокалистами. Целую всех, целую всех. Какая публика!

Из зала. За нехватку металла – браво! Браво!

Сатирик. Спасибо! Да. Я понимаю. Спасибо!

Голос. Бис! Про очереди! Бис! Еще! Еще!

Скандеж. Еще! Еще!

Сатирик. Ну хорошо! Внимание ( Прокашливается .) Вопросы качества…

( Аплодисменты .)

( Прокашливается .) Нас волнуют, но не тревожат.

( После паузы .) Главное – обеспечить всех штанами, а потом будем бороться за то, чтобы их носили.

( Грохот .)

Крики. Браво! Браво! Бис! Бис!

Сатирик. Главное – обеспечить всех штанами, а потом будем бороться за то, чтобы их носили.

( Аплодисменты, крики «Браво!», снова аплодисменты .)

Сатирик. Ну что вам исполнить? Какая публика изумительная, ну, заказывайте.

Голос. Про бюрократов, пожалуйста!

Сатирик. Я все не буду, только концовку. ( Исполняет .) За каждой справкой неделю ходить. В каждой приемной день сидеть. Каждая резолюция дается с бою, и далеко не каждая выполняется. Бюрократов не просто мало – их много! Долой! Все!

( Буря аплодисментов. Скандеж .)

( Поднимает руку .) Где справедливость? В школе холодно. В институте конкурс родителей. Именно с усилением морозов холодеют батареи. В магазинных овощах – гниль. На рынке – недоступно. Как же так? Где же это? Неужели здесь? Доколе?!

Голос. Боже! Как он не боится?.. Изумительно. Мысль. Стиль. Браво! ( Отчаянно .) За плохое отопление – спа-си-бо! За низкую зарплату – браво!

Сатирик. Спасибо! Спасибо! ( Кланяется до пола, встряхивает гривой. Показывает на горло .) Я еще сегодня в трех местах. Пишите мне, я буду отвечать вам с открытым забралом. Так, взявшись об руки, мы будем устраивать вечера. Мы будем смеяться лучшим смехом в мире, смехом сквозь море слез. В ответ на каждую нехватку будет слышен наш хохот и крики «Браво!». А когда этот хохот перейдет в истерику, его уже не остановит ничто. Спасибо! Спасибо!

Аэрофлот обладает огромным достоинством. Он сближает и уравнивает всех. Во-первых, он не летит столько же, сколько летит; во‑вторых, у него есть специальные порты, типа Минводы, откуда самолеты не вылетают никогда. Они туда слетаются и там сидят под разными лозунгами: неприбытием, метеоусловиями, опозданием, очисткой полосы. Там уже никого не удивляет, если вдруг объявится самолет «АН‑12» рейс 1738 от 26 февраля 1972 года Алма-Ата – Надым, встречающих, оставшихся в живых, просят оставаться на местах…

В таких аэропортах знаменитый артист, собирающий по пять тысяч зрителей, постепенно превращается в ханыгу.

Дикое везение – мой товарищ спит в недействующей урне, прижав дорогую скрипку. Я куняю на действующей урне. Это каждые две-три минуты приподнимайся и принимай под себя мусор.

– Гражданин, нашел где спать!

– ( Хрипло .) Через два часа вылет.

– Ага… Через два часа. Не мешайте убирать.

– ( Хрипит .) Сказали, в четыре тридцать два утра…

– Ага… Кто тебе сказал?

– Радио.

– А ты поверил?

– А кому верить?

– Извините… Позвольте бросить бумажку.

– Пожалуйста.

– А я вас узнала. Вы еще критиковали здравоохранение.

– Ага… Критиковал… Видишь теперь, как они меня…

– А где можно вас послушать?

– Слушай…

– Я хотела на концерт.

– Какой концерт… Ты сколько здесь сидишь?..

– Мы только прилетели. У нас маленькая задержка.

– Давай завтра поговорим.

– Мы сейчас улетим.

– Ага… Улетишь… Видишь, на мусорном ящике спит тетя. Ее в Сочи ждут сто тысяч зрителей, а в трех урнах спят шесть оркестрантов – они занимались музыкой, до того как попали сюда. Они три раза садились в самолет и даже один раз выруливали на полосу…

– Извините, позвольте бросить окурок.

– Вы его хорошо потушили? А то у меня уже было…

– А вы знаете, Кишинев улетел, вы слышали, что они вчера устроили… И им дали какой-то резервный самолет, и они буквально час назад… А, нет-нет, вот они идут.

Снова кишиневские крики:

– Где начальник смены?

– Где дежурный по транзиту?

– Чтоб в трехмоторном самолете не было ни одного двигателя – это преступление. Они думали, мы ничего не понимаем. Где дежурный по транзиту? Почему Кишинев задержка неприбытием, когда метеоусловиями Харькова выпущены на борт 2432 рейс 1763 от 25.10.76 года Кишинев – Москва, опозданием 16 часов, 38‑я стоянка.