Нонна Само - Пришла подруга

Пришла подруга. Мы уже всей семьей собирались спать, вдруг – звонок в дверь. Я посмотрела в «глазок»: стоит незнакомая брюнетка в темных очках. «Открывай», – услышала я знакомый голос. Подруга, дрожа и оглядываясь, просочилась в дверь, стащила с головы парик, сняла темные очки. «Что случилось?» – почему-то шепотом спросила я, ведя ее на кухню. Подруга, нервно куря, начала рассказывать. В ее подъезде произошло убийство. Она как раз выходила из квартиры и видела, как один мужик стрелял в другого. Потом хотел выстрелить и в нее, но она успела вбежать в свою квартиру и захлопнуть дверь. Теперь он, конечно, будет за ней охотиться, поскольку она свидетель его преступления. Она до вечера просидела тихо дома, а потом, в парике и очках, добралась до нашего дома. Теперь она вынуждена скрываться. Два дня она скрывалась у нас, а потом исчезла. Оставила записку, что не хочет подвергать нас опасности и уезжает. Через неделю позвонила и сообщила, что милиция задержала этого киллера и она вернулась домой.

С ней всегда случались невероятные истории. Она была не замужем, жила с сыном. Претендентов на руку было много, но она не хотела терять свободу. Так она говорила. В общем, она направо-налево разбивала сердца, а однажды разбила сердце одному летчику, и он, отвергнутый, уехал в Африку, где и пропал. Она корила себя, плакала, а потом решила лететь в Африку его искать. Мы собрали ей денег на дорогу, и она улетела. Через две недели появилась, загорелая до черноты, и рассказала потрясающую историю. До Африки она добралась, но летчика не нашла, его, должно быть, съело людоедское племя. И ее тоже чуть не съели, но она смогла сбежать и добралась, через пустыню, под палящим солнцем и без воды, до ближайшего аэродрома. Мы слушали, открыв рты, и ахали.

Мы, конечно, понимали, что ничего такого не было, но почему-то никто не мог сказать: «Ну что ты врешь?»

Во-первых, сказать такое в лицо как-то неудобно, и потом, это было вроде бы и не вранье. Вранье предполагает хоть какое-то правдоподобие, а у нее – фантастика, триллеры, мелодрамы, боевики, захватывающие истории, которые мы слушали с неослабевающим интересом. И потом, врут с какой-то целью, ради выгоды или еще чего, а для чего она сочиняла все эти истории, что ей это давало, какую пользу? Да никакую! Это, скорее, была игра. Она играла!

Но со временем ее безудержное вранье стало как-то раздражать. Ну интересно, ну талантливо даже, но сколько можно делать из меня дуру? Почему я это должна выслушивать? Это даже унизительно, в конце-то концов!

С другой стороны, я понимаю, что она не хочет ни обидеть, ни унизить, ни выставить дурой. Да ни в коем случае! Она просто творит! Без всякой для себя пользы и выгоды, а часто и во вред! Она – на сцене. Ты – зритель, вот и смотри, и восхищайся, и смейся, и плачь! Но все меньше и меньше это получается. Ведь ей надо, чтобы ты сопереживала ей, сострадала, чтобы ты была не только зрителем, а как бы действующим лицом в ее пьесе, играла в ее игру. То есть из зрительного зала ты должна выйти на сцену и стать ее партнером, ибо «нет ничего на свете серьезнее игры».

Нет, не хочется, да и не очень-то получается. Может, просто не хватает таланта. А потому когда-нибудь я встану и уйду из этого театра, тихо прикрыв за собой дверь…

Сидели мы как-то в узком дамском кругу и рассказывали друг другу о наболевшем. У одной наболевшим был, естественно, муж. «Не знаю, что ему еще надо. Ну, что я хозяйка прекрасная, и мать заботливая, и из себя еще даже очень ничего – это само собой. Но главное – у меня нет от него никаких секретов, никаких тайн, не то что у некоторых. Все ему рассказываю, советуюсь, ну просто вся как на ладони, ценил бы – так ничего подобного! Вчера спрашивает: „Ты чего такая мрачная ходишь?“ А я ему говорю, что даже обидно, я ему уже третий день докладываю, что у меня запор, а он ноль внимания, даже в ум не берет. Я и клизму два раза делала, а толку – чуть, чувствую, что желудок до конца не опорожнился, я ему уже об этом говорила, у меня от него нет секретов, и надо слушать ухом, а не брюхом. Тут он закатил глаза, воздел руки к небу, как плохой провинциальный актер, и со стоном „О-о-о!“ вылетел из дома. Вечером звонит от своей мамы, мол, ей плохо, и он у нее останется ночевать. Как вам это нравится?»

– Скажи спасибо, что ушел к маме, – говорю я, – в другой раз уйдет к какой-нибудь глухонемой, если ты свои запоры будешь с ним обсуждать.

– Да, с мужчинами надо быть осторожнее, – поддержала меня наша третья собеседница. – Я тоже раньше считала, что им всегда надо говорить правду. Оказалось, вовсе нет. Тут как-то иду по улице, жую чипсы и вдруг чувствую – зуб отвалился. У меня один передний зуб на штифте, и он иногда отваливается. Потом иду к зубному, тот мне этот зуб чем-то пришпандоривает и какое-то время я с ним опять хожу – не тужу. В общем, наклонилась, ищу его под ногами и вдруг слышу такой красивый баритон: «Вы что-то потеряли? Давайте искать вместе!» Гляжу – мужик что надо, на Киркорова похож. Я ему говорю, что, мол, зуб потеряла, он у меня на штифте и выпадает изо рта, хорошо еще, что выпадает, а не впадает, так ведь и подавиться можно, а зрение у меня неважное, найти не могу, вот если он поможет… Гляжу – мужика и след простыл. Вот и откровенничай с мужчинами…

У нас есть общая знакомая, мы все думали – дура дурой, а оказалось наоборот. Ума, может, и не палата, но его хватило, чтобы понять, что ей лучше молчать. А молчать надо уметь. Не сидеть, открыв рот и хлопая глазами, когда вокруг об умном говорят. Нет, она молчит загадочно. Кутается в шаль. Поводит плечиком. Бросает взгляды. Иногда улыбнется. Если невпопад – тем лучше: значит, увидела и услышала такое, что другие не уловили. А она уловила. Мужчины говорят, что она умная женщина. Умная и загадочная. Вот так.

Одна моя подруга звонит мне каждый вечер и рассказывает, как прошел день. Проснулась, умылась, сварила кашу, позавтракала, поехала на работу, ждала троллейбуса двадцать минут, пришла, погавкалась с начальницей и т. д. и т. п. Как народный поэт Джамбул: что вижу – то пою. Просто с ума сойти. Потом вопрос: а что у тебя? Ну, я тоже докладываю, что пришла с работы, собираюсь телевизор смотреть. В ответ обида: я, мол, тебе все рассказываю, а ты все скрытничаешь. Эти ежедневные унылые доклады и, главное, «у меня от тебя никаких секретов нет» она ставит себе в заслугу. Так и хочется сказать: «Да ради бога, заведи себе секреты и заткнись наконец!»

Академик Иван Павлов создал науку про условные и безусловные рефлексы. Одного не понимаю – зачем надо было мучить несчастных собачек, когда для этого есть другие объекты для опытов – мужчины. При этом и мучить их, мужчин, совсем не надо, даже наоборот. Аркадина в чеховской «Чайке» знала способ держать при себе Тригорина, и способ этот прост и незатейлив как грабли. «Ты – надежда русской литературы», – говорила она исписавшемуся и впадавшему по этой причине в депрессию любовнику. Он начинал выделять слюну, и все было в порядке. Лесть, лесть и лесть – вот и весь условный рефлекс. И собачки здесь ни при чем.