Пелам Вудхаус - Псмит в Сити

— Я подумал, что он поступил порядочно, не выдав тебя этой язве Бикерсдайку.

— Превосходно выражено. Это-то меня и поразило. Он получил неповторимую возможность, но воздержался от того, чтобы посадить меня в лужу. Признаюсь вам, товарищ Джексон, мое закаленное старое сердце было тронуто. Я сказал себе: «В товарище Росситере все-таки есть нечто достойное. Мне следует его культивировать». Я должен сделать своей обязанностью быть добрым к главе нашего Отдела. Он заслуживает всяческого внимания. Его поступок сияет, как доброе деяние в грешном мире. Чем этот поступок и был, разумеется. С нынешнего дня и далее я беру товарища Росситера под свое крыло. Мы словно бы въехали в сносно скверный квартал. Мы уже приближаемся? «По мраку Далиджа в Таксиметре».

Такси достигло далиджской станции, и Майк встал, чтобы дать указания шоферу. Они прогрохотали по Акация-роуд. Майк остановил такси и вышел. Краткое и несколько неловкое интервью с пантомимной дамой, в процессе которого Майк расстался с недельной квартирной платой в качестве компенсации за съезд без предупреждения, и он вновь уже сидел в такси, движущемся в направлении Клементс-Инн.

В эту ночь его чувства значительно отличались от того настроения, с которым он лег спать накануне. Отчасти это объяснялось превосходным ужином, а отчасти тем фактом, что квартира Псмита, хотя в настоящий момент и несколько хаотичная, обещала стать крайне комфортабельной. Однако главная причина этой перемены заключалась в том, что он обрел союзника. Тоскливому одиночеству пришел конец. О карьере в Коммерции он думал с не большим энтузиазмом, чем прежде, однако, вне всякого сомнения, с Псмитом будет легче коротать время после рабочего дня. Если в банке все пойдет хорошо, возможно, он убедится, что вытащил не самый плохой лотерейный билет.

— Первый принцип ведения войны, — на следующее утро объявил Псмит за завтраком, выкладывая на тарелку куски яичницы с беконом жестом средневекового монарха, оделяющего милостыней, — состоит в создании шайки, в заарканивании союзников, в обеспечении сотрудничества какого-нибудь дружественного туземца. Возможно, ты помнишь, что в Седли дружеское сотрудничество этого рекордного дурака, товарища Джеллико, отчасти помогло нам подавить в зародыше Спиллеровскую компанию. Нынешний кризис именно таков. Чем товарищ Джеллико был для нас в Седли, товарищ Росситер должен стать для нас в Сити. Мы должны сделать из этого типуса союзника. Стоит мне убедиться, что мы с ним, как родные братья, и он будет снисходительно и доброжелательно смотреть на малые промашки в моей работе, я смогу целиком посвятить свое внимание нравственному реформированию товарища Бикерсдайка, этого кровопийцы. Я смотрю на товарища Бикерсдайка, как на грязную личность самого последнего пошиба, и все, что я смогу сделать для преобразования его в достойного члена общества, будет сделано щедро и без ограничений. Еще капельку чая, товарищ Джексон?

— Нет, спасибо, — сказал Майк. — Отваливаю. Черт дери, Смит, эта твоя квартирка самое оно.

— Недурна, — признал Псмит, — недурна. В значительной степени не замусорена. Я выписал со старой усадьбы кое-какие художественные раритеты. Картины и прочее. Когда они разместятся, уюта это не убавит. А пока я потерплю. Мы — старые ветераны, мы, Псмиты. Дайте нам кров над головой, несколько удобных кресел, диван-другой, полдесятка подушек, сносную еду, и мы не зачахнем. Снова возвращаясь к товарищу Росситеру…

— Да, как насчет него? — сказал Майк. — Тебе, думается, придется попотеть, превращая его в дружественного туземца. С чего ты думаешь начать?

Псмит обратил на него благосклонный взор.

— Есть только один способ, — сказал он. — Помнишь дело товарища Аутвуда в Седли? Помнишь, как мы его обратали и стали ему, как два потерянных и вновь обретенных сына?

— Мы его умаслили, вступив в Археологическое общество.

— Абсолютно, — сказал Псмит. — У каждого человека есть свой конек. Соль в том, чтобы его обнаружить. Что до товарища Росситера, полагаю, это окажутся почтовые марки, сушеные морские водоросли, либо романы Холл-Кейна. Попробую установить сегодня. Несколько небрежных вопросов, и дело в шляпе. А теперь, не отправиться ли нам в хлопотливый улей? Если мы продолжаем состязаться за призы, будет неплохо стартовать без особого промедления.

В это утро Майку для начала предстояла проверка марок и сумм на мелкие расходы. Корпя над ними, он услышал, как Псмит благодушно беседует с мистером Росситером.

— Доброе утро, — сказал Псмит.

— Да-да, — ответил его начальник, ловко манипулируя письмами из пачки на конторке. — Беритесь за работу, Смит, у нас ее много.

— Разумеется. Я само нетерпение. Должен сказать, что в подобном заведении, находящемся в постоянном общении с дальними странами, у филателиста было бы много шансов пополнить свою коллекцию. Что до меня, то коллекционирование марок всегда было безумным увлечением. Я…

— У меня для подобного вздора времени нет, — сказал мистер Росситер. — Я порекомендовал бы вам, если вы намерены продвигаться, посвящать больше времени работе и меньше маркам.

— Приступлю немедленно. Опять-таки сушеные водоросли…

— Беритесь за работу, Смит.

Псмит возвратился к своей конторке.

— Это, — сказал он Майку, — вне сомнения, тяжкий удар, я вытянул пустой билет. Газеты пестрят шапками «Псмит в тупике». Я должен попробовать снова. А пока за работу. Работа! Развлечение философа и друг бедняка.

Утро тянулось медленно, без каких-либо происшествий. В двенадцать часов Майку пришлось пойти купить марок, а затем штемпелевать их в подвале, орудуя штемпелевальным прессом. Не слишком увлекательное занятие, в котором ему содействовал один из банковских рассыльных, каковой на протяжении «сеанса» тоном знатока рассуждал о розах. Розы были его коньком. Майк начал убеждаться, что Псмит не ошибается, полагая, что путь к сердцу любого человека лежит через его конек. В лице Уильяма, рассыльного, Майк обзавелся надежным другом, выказав интерес к розам и некоторые познания о них. Одновременно разговор этот сыграл роковую роль, вызвав острый рецидив тоски по родному дому. Тамошний розарий был одним из любимейших местопребываний Майка в летние дни. Контраст между розарием и подвалом Нового Азиатского банка, атмосфера которого меньше всего благоухала розами, был слишком резок. Он вылез из глубин с проштемпелеванными марками, горько негодуя на судьбу.

Псмита он нашел по-прежнему в тупике.

— Холл-Кейн, — сказал Псмит с горечью, — также ни к чему не привел. Я только что побывал у конторки товарища Росситера с довольно мозговитым экскурсом на тему достоинств «Вечного Города» указанного автора и был встречен Нетерпеливым Нахмуриванием, а не Радостным Взором. Он был в самом разгаре складывания довольно коварного столбца цифр, а мои рассуждения толкнули его под локоть. И вместо того, чтобы обаять этого человека, я утратил уже завоеванные позиции. Между товарищем Росситером и мной наблюдается некоторое охлаждение. Дальнейшие изыскания откладываются на после перерыва.