Пелам Вудхаус - Псмит в Сити

— Я… — начал мистер Росситер.

— Говорю вам, — продолжал Псмит, будто его не перебивали, и ритмично тыча главу отдела длинным пальцем в окрестности второй пуговицы жилета, — говорю вам, товарищ Росситер, что вы получили отличного человека. Вы и я вместе, не забывая товарища Джексона, любимца золотой молодежи, будем трудиться с утра до ночи, пока не превратим этот Почтовый Отдел в блистательный образчик того, чем должен быть Почтовый Отдел. Что он такое, я в настоящий момент точно не знаю. Однако экскурсионные поезда будут прикатывать с дальних пределов, чтобы увидеть этот Почтовый Отдел. Американские туристы в Лондоне осмотрят его до того, как проследовать в Тауэр. А теперь, — перешел он на энергичную деловитость, — я должен просить, чтобы вы меня извинили. Как ни приятна была наша маленькая беседа, боюсь, мы не будем ее продолжать. Настало время работать. Наши банковские соперники опережают нас. Шепот разносится окрест: «Росситер и Псмит беседуют, а не работают», и другие фирмы готовятся умыкнуть наше дело. Позвольте мне Трудиться.

Две минуты спустя мистер Росситер ошарашенно сидел за своей конторкой, а Псмит, грациозно взгромоздившись на табурет, заносил цифры в гроссбух.

Примерно двадцать пять минут Псмит в молчании сосредоточивался на своем гроссбухе — идеал банковского клерка. Затем он бросил перо, соскользнул с табурета, удовлетворенно вздохнув, и смахнул пылинки с жилета.

— Коммерческий кризис, — сказал он, — миновал. Рабочий труд, на который указал мне товарищ Росситер, мастерски завершен. Период тревоги кончился. Банк перестал пошатываться. Вы заняты, товарищ Джексон, или немного поболтаем?

Майк не был занят. Он разделался с последней пачкой писем, и ему оставалось только, сложа руки, ждать следующей. Или — счастливая мысль! — отнести данную пачку на почту, кратенько попользоваться солнечным сиянием и свежим воздухом.

— Пожалуй, я сгоняю на почту, — сказал он. — Ты, полагаю, не можешь присоединиться ко мне?

— Наоборот, могу, — сказал Псмит, — и присоединюсь. Небольшая прогулка восстановит те ткани и клетки, которые тяжкая работа за последнюю четверть часа совсем истощила. Жутчайшее перенапряжение всех сил этот коммерческий труд! Так поскакали на почту. Шляпу и перчатки я оставлю здесь, как гарантию лояльности. Крик разнесется окрест: «Псмит исчез! Какой-то конкурирующий банк похитил его!» Тут они увидят мою шляпу, — он соорудил башню из гроссбухов, засунул между ними на середине длинную линейку и повесил на нее шляпу, — мои перчатки, — он вонзил в стол две ручки и повесил на каждую по лавандовой перчатке, — и они попадают без чувств от облегчения. Жуткая растерянность минует. Они скажут: «Нет, он исчез не навсегда. Псмит вернется. Когда луга забелеют маргаритками, он вернется». А теперь, товарищ Джексон, ведите меня на эту живописную маленькую почту, о которой я столько наслышан.

Майк взял длинную корзинку, в которую, занеся адреса в свой гроссбух, бросал письма, и они пошли по проходу. Никакого движения в логове мистера Росситера не последовало. Его энергичный обитатель усердно трудился. Им была видна лишь незначительная часть его согбенной спины.

— Хотел бы я, чтобы товарищ Даунинг мог увидеть нас сейчас, — сказал Псмит. — Он всегда уничижительно считал нас бездельниками. Лентяями. Мотыльками. Для него было бы очень даже полезно и поучительно посмотреть, как мы вот так потеем во имя Коммерции.

— Ты еще не сказал мне, какого черта ты тут делаешь, — напомнил Майк. — Я думал, ты отправишься в университет. Так почему тебя занесло в банк? Твой родитель ведь свои деньги не потерял, верно?

— Нет, в старом дубовом сундуке все еще имеется сносный запас дублонов. Моя повесть препечальная.

— Как всегда, — сказал Майк.

— Вы абсолютно правы, товарищ Джексон. Я жертва Судьбы. А, так вы суете малышей сюда? — сказал он, когда Майк, остановившись перед почтой, начал опускать письма в почтовый ящик. — Вы как будто постигли свои обязанности с достохвальной быстротой. Вот и я тоже. Думаю, мы оба рождены для служения Коммерции. Через пару-другую лет мы нацелимся на обязанности товарища Бикерсдайка. Но упоминания товарища Б. возвращает меня к моей печальной повести. Только я никак не успею поведать ее тебе на обратном пути. Давай отдрейфуем в эту кафе-кондитерскую. Мы можем заказать гречневые оладьи, или ореховое печенье, или что-нибудь столь же сочное, и, тщательно воздерживаясь от поглощения этих яств, я поведаю тебе все.

— Заметано, — сказал Майк.

— Когда я в последний раз видел тебя, — возобновил свою повесть Псмит, прицепляя корзинку Майка к вешалке для шляп и заказывая две порции овсянки, — мои дела, как ты, возможно, помнишь, омрачил серьезный кризис. Мой отец, загоревшись идеей Коммерции, пригласил товарища Бикерсдайка…

— А когда ты узнал, что он управляющий тут? — спросил Майк.

— Очень рано. У меня есть шпионы повсюду. Однако мой родитель пригласил товарища Бикерсдайка в наш дом на субботу-воскресенье. Положение сложилось пренеудачнейшее. Товарищ Б. дурно воспринял мои чисто альтруистические усилия усовершенствовать его умственно и нравственно. Однажды он даже зашел так далеко, что назвал меня наглым щенком и заметил, что, окажись я под его началом у него в банке, уж он бы вышиб из меня дурь. Крайне гнетуще, скажу вам, товарищ Джексон, и на минуту мои деликатно вибрирующие ганглии были совершенно измочалены. Придя в себя, я ограничился несколькими беспечными высказываниями, после чего мы расстались. Не могу утверждать, что расстались мы друзьями, но, во всяком случае, я к нему дурных чувств не питаю. Я все еще полон решимости добиться, чтобы он оказал мне честь. Я питал к нему чувства добросердечного отца к блудному сыну. Но он, если мне позволено так выразиться, держал ухо востро. И когда мой родитель после обеда в тот же самый вечер подыграл ему, упомянув, что, по его мнению, мне следует ринуться в Коммерцию, товарищ Б., насколько я понял, буквально вцепился в него. Предложил создать для меня вакансию в банке и забрать меня немедленно. Мой родитель, чувствуя, что это и есть столь восхищающий его энергичный напор, призвал меня, изложил свое дело и сказал что-то вроде «ну, как?» Я дал понять, что товарищ Б. мой наизакадычнейший друг. Они договорились, и вот я здесь. Но вы не продвинулись с вашей овсянкой, товарищ Джексон. Быть может, вы не любите овсянки? Не предпочтете ли взамен копченую пикшу? Или кусочек песочного коржика? Вам стоит сказать лишь слово.

— Мне кажется, — мрачно сказал Майк, — что нам не поздоровится в этом чертовом банке. Если Бикерсдайк на нас зол, он нам задаст жару. А уж на меня-то он жутко зол за эту историю с экраном.