Пелам Вудхаус - Псмит в Сити

— Я лишусь своего места. Мистер Бикерсдайк давно хотел от меня избавиться. Я ему никогда не нравился. Меня уволят. Что мне делать? Начать заново я не могу. Я ни на что не гожусь. Никто не возьмет старика вроде меня.

Его голос замер. Воцарилась тишина. Майк страдальчески смотрел в никуда.

Затем внезапно его осенила мысль. Атмосферное давление словно бы исчезло. Он увидел выход из положения. Довольно-таки кривой выход, но в эту минуту он возник перед ним четкий и широкий. Майк ощущал легкость и возбуждение, будто следил за интригой какой-то интересной пьесы в театре.

Он встал с улыбкой.

Кассир этого не заметил. Подошел клиент, и он машинально занялся им.

Майк направился к кабинету мистера Бикерсдайка и вошел.

Управляющий сидел в кресле за большим столом. Напротив него чуть боком расположился толстячок с очень красным лицом. Когда Майк вошел, мистер Бикерсдайк находился на половине фразы.

— Могу заверить вас, сэр Джон… — говорил он.

И повернул голову, когда дверь отворилась.

— Ну, мистер Джексон?

Майк чуть не расхохотался. Ситуация выглядела такой комичной.

— Мистер Уоллер сказал мне… — начал он.

— Я уже видел мистера Уоллера.

— Знаю, он рассказал мне про чек. Я пришел объяснить.

— Объяснить?

— Да. Он его не кассировал.

— Я вас не понимаю, мистер Джексон.

— У окошка, когда его принесли, был я. Это я его принял.

Псмит, как было у него в обычае по утрам, когда вихрь его коммерческих обязанностей несколько стихал, изящно прислонился к своей конторке, размышляя о том, о сем, и вдруг заметил, что перед ним стоит Бристоу.

С некоторой неохотой уделив внимание этому пятну на горизонте, он обнаружил, что приверженец радужных жилетов и атласных галстуков обращается к нему.

— Так я говорю, Смити, — сказал Бристоу с чем-то вроде благоговейного страха в голосе.

— Говорите, товарищ Бристоу, — сказал Псмит великодушно. — Наш слух преклонен к вам. Видимо, вы хотели бы облегчить свое сердце под этим одеянием цвета неаполитанского мороженого, кое, я с сожалением замечаю, вы все еще выставляете напоказ. Если томит вас нечто даже в десять раз менее мучительное, я вам сочувствую. Выкладывайте, товарищ Бристоу.

— Джексону здорово влетело от старика Бика.

— Влетело? О чем, собственно, вы говорите?

— Его на ковре под орех разделывают.

— Вы хотите сообщить, — сказал Псмит, — что между товарищами Джексоном и Бикерсдайком происходит легкое колебание воздуха, мимолетный ветерок.

Бристоу хохотнул.

— Ветерок! Чертов ураган будет поточнее. Я сейчас заходил в кабинет Бика с письмом на подпись, и можете мне поверить, шерсть так и летела клочьями по всей проклятущей комнатушке. Старик Бик ругался на чем свет стоит, а краснорожий коротышка в кресле надувал щеки.

— У нас у всех есть свои причуды, — сказал Псмит.

— Джексон особо не распространялся. Ему, черт дери, рта открыть не давали. Старик Бик орал без передышки.

— Я имел привилегию слышать, как товарищ Бикерсдайк говорит и в своей святая святых, и публично. Его речь, как вы указали, льется вольным потоком. Но что послужило причиной этой сумятицы?

— Я там не задержался. Был чертовски рад убраться оттуда. Старик Бик поглядел на меня так, будто сожрать хотел, вырвал письмо у меня из руки, подписал его и махнул на дверь, чтобы я убрался. Что я и сделал. И я еще не вышел, как он снова принялся за Джексона.

— Хотя я и аплодирую его энергичности, — сказал Псмит, — но, боюсь, мне придется взглянуть на это официально. Товарищ Джексон, в сущности своей — чувствительный цветок, хрупкий нервический, и я не допущу, чтобы его нервную систему терзали и выводили из строя таким вот образом, и снижали его ценность как доверенного секретаря и советника, пусть временного. Мне надлежит разобраться в этом. Я отправлюсь и взгляну, завершилась ли их оргия. Я выслушаю, что имеет сказать по этому делу товарищ Джексон. Я не стану действовать поспешно, товарищ Бристоу. Если будет доказано, что товарищ Бикерсдайк имел веские основания для подобной выходки, он не будет подвергнут осуждению. Возможно даже, я загляну к нему и скажу несколько слов похвалы. Но если, как я подозреваю, он незаслуженно оскорбил товарища Джексона, я буду вынужден строго ему выговорить.

К тому времени, когда Псмит добрался до Кассового Отдела, Майк уже покинул место боя и сидел за своей конторкой в некотором ошалении, пытаясь собраться с мыслями настолько, чтобы точно оценить, в каком положении он очутился. Голова у него шла кругом, он был совершенно выбит из колеи. Конечно, входя в кабинет управляющего, чтобы сделать свое заявление, он знал, что без неприятностей дело не обойдется. Но с другой стороны «неприятности» — такое растяжимое слово. Оно включает сотню разных степеней. Майк ожидал, что будет уволен, и не ошибся. Тут ему не на что было жаловаться. Однако он не предполагал, что увольнение это обрушится на него, как гребень огромной клокочущей волны словесных обличений. Мистер Бикерсдайк, благодаря постоянным публичным выступлениям, довел манеру красноречивых обличений до редкостного уровня. Он метал в Майка грома, будто Майк был правительством Его Величества, или Зловредным Иноземцем, или чем-нибудь еще в этом роде. На близком расстоянии это немножко множко. Голова у Майка все еще шла кругом.

Но при этом он ни на секунду не забывал про факт, вокруг которого она шла. А именно, что он уволен со службы в банке. И впервые он подумал о том, что скажут на это его близкие.

До этого момента дело представлялось ему сугубо личным. Он ринулся спасать замученного кассира совсем так, как спасал его от Билла, Швыряющего Камни Бича Клапамского Выгона. Майк принадлежал к тем прямым, честным душам, которые сосредотачиваются на возникшем кризисе, а последствия в расчет не берут вовсе.

Что скажут дома? Теперь главным стало это.

Опять-таки, как он сможет зарабатывать себе на жизнь? Он не слишком много узнал о Сити и обычаях Сити, но все-таки понимал, что увольнение без выходного пособия из банка — не лучшая рекомендация, на которую можно сослаться, ища новое место. А если он не найдет другого места в Сити, чем он может заняться? Будь сейчас лето, он сумел бы найти что-нибудь, как профессиональный крикетист. Крикет был его призванием. И мог бы обеспечить ему заработок. Но до лета было еще слишком далеко.

Он ломал над этим вопросом голову, пока она не разболелась, и в процессе этого успел съесть одну треть длинной ручки с пером, когда появился Псмит.

— До меня дошло известие, — сказал Псмит, — что ты и товарищ Бикерсдайк были замечены в схватке на ковре. Когда мой осведомитель уходил, товарищ Б., по его словам, сделал тебе двойной нельсон. И по кусочкам отгрызал тебе ухо. Это так?