Борис Штерн - Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга II

На стене висел всесокрушающий «Большевик» Бориса Кустодиева. Муссолини стоял у кровати в мундире, в форменном фашистском берете и в толстом расстегнутом цивильном пальто горохового цвета. Постаревшая Кларетта Петаччи лежала одетая, укрывшись одеялом. Муссолини с ужасом посмотрел на страшных людей в американской форме и прошептал:

— Кто вы?!

Нижняя губа Муссолини дрожала. Гайдамака ответил:

— Меня послали освободить тебя. Выражение лица дуче резко изменилось.

— Неужели?! — переспросил он. — Вы из группы Скорценни?!

— Быстро, быстро, поторопись, — сказал Гайдамака. — Нельзя терять ни минуты.

Муссолини забегал, засуетился у кровати:

— Куда направляемся? В Германию? Самолетом?

— В Сомали.

— Ага! Правильно! На севере могут сбить. Но лучше бы в Эритрею.

Муссолини уже приходил в себя и опять становился прежним дуче.

Гайдамака пожал плечами и спросил:

— Ты вооружен?

Можно было понять так, что этот лейтенант собирается вооружить дуче.

— Нет, нет, у меня нет оружия, меня все бросили, меня все бросили… — Муссолини засуетился, стал дрожащими пальцами застегивать пальто, большие пуговицы не пролезали в петли, так и не застегнул, подбежал к двери, оглянулся: — Пошли! Ты мне дашь пистолет. У тебя какой? «Вальтер»? Полцарства за пистолет! Ты кто, лейтенант? Всего лишь? Ты уже генерал!

— А она? — напомнил Гайдамака, уводя разговор от пистолета.

Дуче начисто забыл о любовнице в постели.

— Да, верно! Собирайся, быстро, быстро, быстро! (tempo!) — закричал Муссолини любовнице.

Петаччи заторопилась и стала лихорадочно бросать свои вещи в чемодан. Муссолини уже забыл про пистолет, пошел к выходу, церемонно пожал руку колдуну, вздохнул полной грудью и спросил:

— У тебя выпить есть?

Гайдамака не ответил, по Муссолини тут же забыл и про выпивку.

— Мы полетим самолетом? — спросил ои.

— Хуелетом, — вставил колдун по-русски.

— Что? — не понял Муссолини.

— Да, самолетом. Немецким, — сказал Гайдамака.

— А, — понимающе кивнул дуче.

— Не дратуй його, — сказал Гайдамака колдуну. Мендейла не ответил.

Муссолини сделал жест в сторону Петаччи, желая пропустить ее вперед, но Гайдамака сказал:

— Идите первым, вы лучше замаскированы, а ее могут узнать. И снимите этот берет, он бросается в глаза.

Дуче снял берет и погладил пятерней свою огромную лысую голову.

— А с этим как быть? — усмехнулся он, имея в виду известную всему миру лысину.

— Ладно, наденьте, по надвиньте на глаза.

Дуче натянул берет на уши и поднял воротник пальто. Спустились вниз по каменным ступеням к автомобилю. Дядюшка Джузеппе уже куда-то исчез. Петаччи с чемоданом неуверенно перепрыгивала с камня на камень в черных замшевых туфлях па высоких каблуках. Дуче шел быстро, твердо, уверенно, как человек, который знает, куда идет, и которому некогда. Все в порядке. Сейчас дуче вновь был самим собой, человеком, ниспосланным Италии провидением. Если бы Гайдамака не сказал, что пришел освободить его, Муссолини пришлось бы расстреливать в доме дона Карлеоие, потом тащить эту тушу па себе, а потом мыть дом.

— Я всех бросил! К черту! Я дарю тебе пол-империи! — сказал дуче Гайдамаке. — Да, как насчет пистолета?

— «Вальтер» выдам в самолете.

— Ага, — понятливо кивнул Муссолини.

Сели в автомобиль. На заднем сиденье устроились Муссолини и Петаччи, впереди — Мыкола и Семэн. Гайдамака вскочил па подножку со стороны Петаччи, Меидейла уселся па правое заднее крыло лицом к Муссолини и спиной к дороге. Окошко было открыто. Машина медленно спускалась вниз. Настоящие американцы могли появиться снизу с минуты па минуту. Партизаны спешили сверху, а с неба могли свалиться немецкие парашютисты, как это однажды уже произошло в 43-м году, когда Отто Скорценни сумел-таки освободить дуче. Но Гайдамака уже был спокоен. Никто и ничто не могло помешать ему. До пропускных железных ворот, перегораживающих дорогу, оставалось километра два. Немцы убрали свой патруль еще вчера утром, и сами убрались навсегда. Лейтенант был спокоен. Расстрел Муссолини был святым делом, и Гайдамака должен был расстрелять Муссолини без суда и следствия. Он сделает это. На этот раз ничто не могло помешать ему. Он был спокоен.

Командир был излишне спокоен.

«Давай, сыпок, формулируй сначала, — устало сказал Гетьман. — Я ничего не понимаю. У кого-то из нас в три часа ночи с головой не в порядке. Какая фамилия подозрительная? Иванов?»

«Да! — ответил я. — Сидор с собой никогда документов не носит — он па работу как в бой идет, паспорт и партбилет оставляет жене на храпение. Ставим себя на его место. Предположим: вы — Сидор, а я — наглый мент. Предположим, привезли вас в шестой вытрезвитель…»

«Кого? Меня?»

«Нет, Сидора. Вы — Сидор. Привезли, раздели до трусов. А может, и трусы сняли, чтоб чувствовал себя голым. Я вас спрашиваю: „Фамилия!“ Что вы ответите, как честный порядочный человек без трусов?»

«Ну, честно отвечу: Сидор».

«Он так и ответил, без „ну“: Сидор. Менты ему: „Это имя, а не фамилия. Давай фамилию!“ Ну, Сидор, ежу понятно, не стал настаивать и назвал первую пришедшую в голову фамилию — Иванов, естественно».

«По аналогии „Иванов, Петров, Сидоров“, — согласился Гетьман.

«Точно. Менты ему: „Врешь! Ну да ладно, утром проверим. Отчество!“

«Петрович!» — догадался Гетьман.

«К чему я и веду. Итак: по моей версии, сейчас в шестом вытрезвителе отдыхает Сидор Петрович Иванов, слесарь-инструментальщик авиационного почтового ящика — он же Генеральный конструктор многоразового использования Владимир Кондратьевич Сидор».

«Лихо! — изумился Гетьман. — Такого бреда я еще не слышал. А что? Проверим. Эй, кто там па телефоне? Позвоните еще раз в шестой вытрезвитель, уточните имя-отчество-где-работает слесаря Иванова».

Опять Акимушкин тут как тут. Еле дозвонился до вытрезвителя: «Что они там, спят, собаки?» — и навел справки насчет пьяного слесарюги. Долго они там чего-то искали. «Не спят, а пьют за День Победы», — уточнил Акимушкин; и вот наконец ответ:

«Полное имя слесаря почтового ящика — Сидор Васильевич Иванов».

Такого торжества мне никогда в жизни не приходилось испытывать! Вздох облегчения волной прокатился по генеральским погонам. Гетьман чуть было не прослезился, даже провел пальцем под глазами. Слов не было! Вот нашел так нашел! Вот что значит дедуктивный метод! Не выходя из кабинета, Сидора вычислил! А то, что не «Петрович», а «Васильевич» — эта мелкая помарка лишь оттеняла мой триумф!