Денис Цепов - Держите ножки крестиком, или Русские байки английского акушера

Встречаю его как-то после патанатомии [24]на «пятаке» — это место сбора всей первомедовской студенческой тусовки, на площадочке между столовой и акушерским корпусом, — глаза горят, язык заплетается, волосы — дыбом.

— Короче, надо бизнес делать! Есть схемка одна хитрая!

— Проститутом не пойду. У меня принципы!

— Дурак ты, тема верная! Короче, мой дагестанский дядя Мухаммед на день рождения мне подарил «КамАЗ» мадеры. Целый «КамАЗ», понимаешь? Так вот, его надо куда-нибудь быстренько разгрузить и продать! Мне партнер нужен, сам не управлюсь. Продавать лучше в розницу, мелкими партиями, чтоб бандиты не наехали, ну и подороже получится!

Я раньше бизнесом никогда не занимался, но перспектива создания винно-водочного холдинга, а впоследствии Мадерной Империи, увлекла меня не на шутку. Сразу же представилась следующая картина: огромное здание с затемненными окнами и надписью: «Гинекологическая клиника Матроса Кошки», — в этом здании я оперирую своих пациенток со всего мира. Туда стоят в очередь как дамы в норковых шубах, так и простые крестьянки. А на первом этаже продают мадеру. Деньги с пациенток брать необязательно — все деньги приносит мадера…

— Когда фура приходит?

— Через час.

Пыхтя дымом, «КамАЗ» с махачкалинскими номерами и шофером-моджахедом медленно сдавал назад к дверям общаги. Мадера предстала не в старинных бутылках, запечатанных сургучом, не в дубовых бочках, а… в трехлитровых банках, ну, знаете, в которых огурцы продают, с ржавой жестяной крышкой. На этикетке было изображено солнышко и еще какая-то хрень. Этикетка гласила: «Мадера. ОАО Махачкалинский винзавод». Так выглядело наше светлое будущее.

Разгружать «КамАЗы», в принципе, занятие монотонное. Но когда разгружаешь практически слитки с золотом — это совсем другое дело. Управились быстро. Так как Эдик жил в общаге, а я с бабушкой и сестрой — в коммуналке, то решили все выгрузить к Эдику. Комната у него была хоть и большая, но мадера заполнила собой девяносто пять процентов помещения. Картина получилась пугающая: открываешь дверь в комнату — мадера!!! Между ящиками с мадерой было оборудовано гнездо, где собирался обитать Эдик. Лежит Эдик в этом алкогольном гнезде, читает книжку «Клиническая психиатрия и токсикология», а денежки — капают! Бла-го-дать!

После разгрузки планировалась торжественная дегустация божественного нектара. На вкус он оказался сладкой бормотухой, но пился легко и в голову шибал знатно.

— А давай по поводу начала бизнеса… как бы… нажрёмся? — предложил Эдик.

— А как бы… давай! — сказал я.

Санкт-Петербургский государственный медицинский университет имени Ивана Петровича Павлова на два месяца полностью выпал из реальности. Пьяные в зюзю студенты шатались по аллеям, нетрезвые преподаватели заплетающимся языком пытались читать лекции поддатым слушателям. В аудиториях с утра стоял такой факел, что с портрета Николая Ивановича Пирогова в анатомическом корпусе начала осыпаться краска. В студенческой столовой во время обеда произносились тосты и здравицы, а однажды все на полтора часа хором затянули «Ой, то не вечер…». В коридорах общежития номер три можно было найти «убитых» вьетнамских и индийских студентов, спящих в обнимку с пустыми трехлитровыми банками из-под мадеры.

Лично я был на грани безумия. За эти два месяца мне удалось попробовать следующее: окрошку с мадерой, инфузионный торт «Мадера», чай с мадерой, кофе с мадерой, мадеру, вскипяченную в чайнике с лавровым листом и перцем, — глинтвейн «Гордость Дагестана», компот «Недетский» из мадеры с сухофруктами и другие опасные напитки.

Мадера рулила нашей жизнью. Мы стали мегапопулярны. Неопытные симпатичные девушки, услышав предложение: «Ну что, мадеры?» — тут же бежали в аптеку за постинором, [25]на обратом пути забегая в «Военторг» за ажурными чулками (опытные девушки носили постинор и чулки с собой про запас). За мадеру можно было раздобыть все: курс лекций по нервным болезням, освободиться от физкультуры и сдать зачет по политологии. Ходили даже слухи, что на кафедре факультетской хирургии один хирург обрабатывал мадерой операционное поле, и больные от этого поправлялись быстрее.

Когда наша с Эдиком печень — а на каком-то этапе сложилось впечатление, что она у нас одна на двоих, — стала предательски подмигивать, покалывать и ныть, возникла мысль, что неплохо было бы начать… реализовывать мадеру. Но мадеры осталось мало. Наш бизнес неумолимо терпел фиаско. Мы взяли оставшиеся три банки и, подавляя икоту, донесли ее в ближайший ларек, в надежде купить хотя бы сигарет. В ларьке на улице Чапаева сидели дагестанцы и шумно пили… нашу мадеру. На вопрос, где они ее взяли, они дружно ответили, что «какой-то студэнт обменял двэ банки мадэр на две бутилка водки». Эта новость окончательно подкосила нас. Нам тоже хотелось водки.

В графстве Ноттингемшир, как и в любом другом графстве туманного Альбиона, то и дело встречаются представители разных экзотических конфессий. Да порою таких, что католики с протестантами, при всем их тревожном историческом наследии, просто не идут с ними ни в какое сравнение. Конечно, не мне решать и судить, во что людям верить, а во что нет, но признаюсь честно — иногда бывает страшно.

Вот так подсядет в поезде какой-нибудь ведьмак с десятисантиметровыми кольцами в ушах и с железной палочкой в носу и проозонирует воздух перегаром от Ноттингема до самого Сент-Панкраса. Да нет, это, конечно же, не страшно — перегаром мы и сами умеем… Страшновато становится, когда возникает конфликт между тем, во что верит пациент, и тем, что видит врач.

Докторам по роду службы приходится иметь дело со всеми слоями общества без исключения. Причем слоям этим в экстремальной ситуации сохранять человеческое лицо вовсе не обязательно, а вот докторам, наоборот, — желательно, иначе теряется первичная идея медицины — помогать всем, несмотря на их убеждения, манеры и внешний вид.

И какие бы ужасные гримасы ни корчили вам ваши пациентки в ответ на несложные вопросы, они все без исключения имеют право иметь здорового ребеночка. И наш долг, как ответственных за все женское население на данном конкретном участке графства, этого ребеночка им организовать!

То есть проследить, чтобы младенец этот не помер от естественных и внешних причин, которые мы, профессионалы, можем и должны предотвратить.

Работал я в то время реджистраром в одном большом английском госпитале, охватывающем почти миллион женского населения. Работы было очень много. Еще бы — пять тысяч родов в год! И это без учета родов на дому, нам-то привозили в основном тетенек высокого риска.