Скептик

Я пожал плечами, расплатился и ушел.

Стешу встречать не приходилось, но зато, через день после разговора с учителем, попал я на вечеринку к ветеринарному врачу Кривулину.

Никого почти не зная, слонялся я из угла в угол, поглядывая на рассыпавшихся по всем комнатам гостей, споривших, пивших водку и пытавшихся даже танцевать.

Наконец, подсел я к нескольким девицам, смущенно замолчавшим при моем приближении…

— Что же вы замолчали? — как можно добродушнее спросил я. — Может быть, поверяете друг другу какие-нибудь мрачные тайны, а?

— Что вы этим хотите сказать? — ядовито спросила полная барышня в сиреневом платье.

— Да вот у вас был такой заговорщицкий вид…

Полная барышня критически пожала плечами.

— Вы думаете, это особенно остроумно, да?

— О, помилуйте, — рассмеялся я. — У меня вовсе не было мысли сказать что-либо сногсшибательно остроумное… Я спросил просто так…

— Просто так? Вы думаете, это особенно глубоко? Да?

Она победоносно оглядела подруг, будто ожидая что они скажут: «Ну, и бойкая эта Любочка… Даже столичного гостя забьет и загонит в угол».

— Глубокая мысль, — возразил я, улыбнувшись, — опасная вещь; у края ее всегда голова кружится… Многие сваливались и ломали себе на дне голову.

— Что вы хотите этим сказать? — подхватила сиреневая барышня. — Вы думаете, это особенно тонко, да? Успокойтесь, не удивили… Садитесь, единица!

Большинство подруг сиреневой барышни засмеялись… Я пожал плечами, встал и побрел в другую комнату. Меня догнала голубенькая барышня и миролюбиво сказала:

— Вы на них не обижайтесь. Они дуры… Ломаются, ломаются, а зачем — и сами не знают. Это их Степан Захарыч испортил. Они все ему подражают…

— Однако, — подумал я, — этот человек успел уже создать свою школу,

— Вот он, представьте себе, — сказала голубая барышня, — интересный человек…

— Кто?

— Да Степан же Захарыч… В нем есть что-то такое… Вы знаете, его многие ненавидят, но все боятся… Да вот он сам. Видите — он всегда приходить позже… Хотите, я вас познакомлю?

Заинтересованный, я поспешил навстречу этому неразгаданному, удивительному человеку, который покорил весь Змиев.

Стеша Козелков узнал меня сразу, но встретил серьезно, с большим достоинством.

— Ну, здравствуйте, здравствуйте… — солидно пробасил он. — Как у вас там, в Петербурге?

— Да Что ж у нас… Переглядыванием занимаемся.

Он поднял брови:

— То-есть?..

— Да так: Петербург с надеждой поглядывает на провинцию, а провинция на Петербург. Так и переглядываемся.

— Сер о ! — веско сказал Козелков.

— Что-о?

— Сер о !

— Что — сер о ?

— Сказано сер о . Неостроумно.

— Браво, Степан Захарыч, — сказал фельдшер. — Он не даст змиевцев в обиду.

— Да, — подхватил кто-то. — Этот не ударит лицом в грязь!

Я смущенно глядел на Козелкова, а он расправил бороду и спросил:

— Женаты?

— Нет.

— Почему?

— Да знаете, как сказал один древний мудрец: не женишься — будешь жить, как человек, а умрешь, как собака; женишься — проживешь, как собака, зато умрешь, как человек… Вот я еще и не остановил выбора ни на одном из этих способов смерти.

Козелков выслушал меня с некоторым оттенком превосходства и, подумав, сказал критически:

— Сер о !

— Да… Уж вы с ним не спорьте, — сказал хозяин дома, беря меня за талию. — На него угодить трудненько. Заклюет! Пойдемте лучше выпьем водки… Степан Захарыч! Рюмочку водки, а?

— Водка? — поморщился Стеша. — Сер о !

— Ну, уж вы скептик известный… Раскритикуете все так, что живого места не останется.

— Эх, Стеша, — горько подумал я, плетясь за ними в столовую. — Хоть бы из благодарности ты меня пощадил… За словцо-то. Ведь я же обронил…

Но Стеша и за ужином был беспощаден.

— Сер о ! — кричал он скептически…