Алексей Оутерицкий - Блондинка с загорелыми ногами (Скажи утке нет!)

До небольшой песчаной пустыни в самом сердце России они добрались с комфортом, в штабном вагоне, реквизированном великим монгольским командармом у Аллы Борисовны Пудачевой, прицепленном к подвернувшемуся пассажирскому составу – пассажирам которого было запрещено покидать свои места и таким образом они стали как бы соучастниками Великого похода, – остальное же войско добиралось до назначенной точки своим ходом, штурмуя попадавшиеся по пути города с легкостью играющих в войну детей. Мотоциклы старух следовали отдельно от хозяек, в специальном багажном отделении.

– Чего задумался? – спросила его Кузьминична. – Не веришь нам, что ли?

– Не то чтобы я не верил таким уважаемым пожилым дамам, – тактично сказал Богурджи, – но у меня имеются некоторые сомнения.

– Опять двадцать пять! – в сердцах бросила Петровна.

Богурджи нахмурился.

– Почему двадцать пять? – спросил он.

– Да так, русская идиома, – пояснила Петровна. – Не обращай внимания. Я хотела сказать, сколько можно перетирать одно и то же.

– Перетирать? – переспросил Богурджи. И радостно сказал: – Понял! Идиома?

– Типа того, – подтвердила Кузьминична. – Петровна имела в виду, сколько ж можно переливать из пустого в порожнее? – И тут же спохватилась: – Ну, сколько можно говорить об одном и том же, то есть? Твои особисты нас допрашивали? Допрашивали. Ты лично нас допрашивал? Допрашивал. Мы раскололись? Нет. Тогда в чем дело?

– Хотелось бы узнать о причинах, побудивших вас сотрудничать с Ордой.

– Тоже объясняли уже, – буркнула Кузьминична. – Мы это... ну, борцы с режимом, типа.

– Решили открыто выступить против кровавой Подпутинской диктатуры, – поддакнула Петровна. – Состоим в подпольной организации Валерии Леводворской.

– А срезав путь через пустыню, ты выходишь на намеченные позиции на две недели раньше, – напомнила Кузьминична. – Оттуда до Москвы рукой подать. Бастурхан тебе за это медаль даст.

– У нас нет медалей, – заметил Богурджи.

– Ну, не знаю, что там у вас за героизм полагается... Кумыса, что ли, нальет. Самого, что ни на есть, свежачка... Пойми, чудак-человек, нет у тебя другого выхода. Пойдешь кружным путем, как надумал – темп потеряешь. В шахматы когда-нибудь играл?

– И все же хотелось бы услышать ваши аргументы еще раз. Потому что на карте это место обозначено как непроходимое, – сказал Богурджи, задумчиво глядя на простирающееся перед ними песчаное пространство. – Кровавый Подпутинский режим и секретная организация неведомой мне Леводворской, это, конечно, хорошо, но, думаю, никакая Леводворская не сможет сделать зыбучие пески твердью. Если она не имеет волшебной палочки, конечно.

– Тебе ж сто раз объясняли, – набравшись терпения, сказала Петровна. – В том числе и про твердь... Нет здесь никаких зыбучих песков, просто напечатал КГБ ложную карту, будто здесь пройти нельзя, только и всего... Это на случай войны придумано, чтобы потенциального противника запутать. Раньше у нас вообще все секретное было. Даже карты городов специальные печатали. Противошпионные. Взять хотя бы карту Москвы, которая в любом киоске Союзпечати продавалась. На ней половины улиц не хватало, а те, что были, давались в неправильных пропорциях и со всевозможными искажениями. Изучит какой-нибудь засланный шпион такую карту, и начинает думать, что он круче вареного яйца, что все в Москве знает. Вот он живет себе, поживает, секретную информацию ворует и радуется, а потом вдруг чует – провал не за горами, вот уже и хвост к нему приставили. Ну, он, конечно, тут же в бега. А за ним, конечно, погоня. Он убегает по заранее намеченному маршруту, по той ложной карте составленному – глядь, а такой улицы, по которой он уходить надумал, и нет вовсе. Спрашивает у прохожих, а те пальцем возле виска крутят: здесь, мол, отродясь такой не было... Ну, он тогда на другую улицу кидается, которая по карте сквозная, которая через весь город идет – а там тупик! Ну, он начинает метаться, тут его и вяжут под белы шпионски рученьки...

Богурджи не выдержал, зашелся веселым хохотом.

– А кто такие карты придумал? – отсмеявшись, спросил он.

– Иосиф Виссарионович, – уважительно сказала Кузьминична.

Судя по изменившемуся лицу монгола, он не просто знал, кто этот человек, но испытывал к нему уважение ничуть не меньшее.

– Сталин, – уверенно сказал он.

– Он, родимый, – в один голос подтвердили старушки и со значением переглянулись, чувствуя, как только что описанные ими опытные шпионы, что клиент «поплыл». Кажется, это был некий «момент истины» – Богурджи наконец поверил им окончательно.

– Жалко мне его, – тихо шепнула Петровна. – Хороший мужик, правильный, пусть и монгол.

Кузьминична, предостерегая, молча толкнула ее локтем в бок.

– Значит, карты в моем штабе из того же кино? – закончив о чем-то размышлять, спросил Богурджи. – Видите, я уже освоил ваши идиомы.

– Из той же оперы, – поправила его Кузьминична. – Именно так.

– И никакие это не зыбучие пески?

– Именно так.

– Хорошо. К вечеру я приму окончательное решение, – сказал Богурджи. Он резко развернулся и пошел к штабному вагону.

– А нам чего делать? – с недоумением спросила Петровна. Она поежилась от порыва холодного ветра и вопросительно посмотрела на Кузьминичну.

– Найдем, чем заняться, – буркнула та. – Мотоциклы свои вон давай пойдем проверим. Как бы их эти басурманы на винтики не растащили. Чувствую, завтра с утра нашим лошадкам предстоит ха-а-ароший такой галоп...

Сопровождаемые приглядывающей за ними свитой, состоящей из трех сурового вида монголов в спортивных штанах и кожаных куртках, каковые, как уже знали подруги, являлись утвержденной Повелителем вселенной официальной формой монгольских спецслужб, старухи проследовали к своим мотоциклам, возле которых был выставлен часовой. В его обязанности входило не подпускать любопытствующих к мотоциклам на расстояние хотя бы ближе нескольких метров, потому что бороться с окружившей их толпой было бесполезно. Все выражали свое восхищение и стремились хотя бы мимолетно прикоснуться к чудесным заморским коням.

Кузьминична с Петровной уверенно распихали сгрудившихся монголов, попросили гаечный ключ и на глазах изумленного воинства запросто поменяли Петровне переднее колесо.

– Вот так-то, сынки, – сказала Кузьминична, с кряхтеньем разгибаясь и протирая руки куском подвернувшейся ветоши. – Время кто-нибудь засекал? Нет? Ну да ладно... Надеюсь, вы все поняли. Совершенству нет предела, это бы вам любой старшина советской армии на раз втолковал. Свою матчасть нужно знать назубок.

И небрежно бросив замасленную тряпку на плечо раскрывшего рот крепкого молодого воина, первой двинулась прочь.