Алексей Оутерицкий - Блондинка с загорелыми ногами (Скажи утке нет!)

– Действительно, – опять пробурчал Подберезовский. – Вы, Бастурхан Бастурханович, прямо в корень зрите, прямо в корень... Впрочем, как всегда.

– Как, спрашиваешь… А вот взглянул на эту падлу… – дервиш посмотрел на визиря, поднял сжатый кулак и тот испуганно отпрянул, – и словно что-то щелкнуло в голове… Но ничего, я еще вспомню, не сомневайся. Все вспомню, дайте мне только отогреться, – пообещал он и Подберезовский поспешно вытер губы бумажной салфеткой.

– Спасибо за компанию, – сказал он, вставая, – было приятно провести с вами время, однако же, мне пора, господа. Прошу великодушно меня извинить.

– Сидеть, – сквозь зубы прошипел Повелитель с такой интонацией, что Подберезовский без лишних слов брякнулся обратно на войлок, ловко, по-монгольски скрестив под собой ноги. – Я решаю так… – после довольно длительных раздумий сказал Повелитель. – Не знаю, – он посмотрел на здоровяка, – действительно ли ты есть старый повелитель России; а ты, – он посмотрел на визиря, – действительно ли украл у него деньги. Но, зная твое проворство, я готов предположить, что это весьма и весьма похоже на правду. По крайней мере, если бы кто-то принимал ставки, я бы поставил именно на такой вариант.

– Ну, знаете ли, Бастурхан Бастурханович, не ожидал от вас такого, извините, заявления, потому что… – укоризненно начал было Подберезовский, но Повелитель приподнял руку и он умолк.

– Однако, как бы там ни было, вам придется забыть про свои распри, потому что вы понадобитесь мне оба, – закончил Бастурхан. И предупреждая возможные возражения, потому что визирь опять раскрыл было рот, а дервиш опять громко и сердито засопел, подытожил: – Я все сказал. Я, Повелитель вселенной. А посему, так тому и быть…

Глава 41. Монголы

– Значит, вы не сочли нужным меня разбудить, – проговорил Бастурхан. Он отправил в рот кусок вяленого мяса и принялся неспешно его пережевывать. Центр войлока был уставлен всевозможными яствами – как монгольской, так и русской кухни; с одной стороны войлока сидел Повелитель, напротив разместились работники его штаба.

– Да, Повелитель, – склонив голову, подтвердил рыхлого телосложения монгол со свежим кривым шрамом на левой щеке. Он носил имя Ильтей, по меркам русского воинства его чин соответствовал примерно генерал-лейтенанту, а свой шрам он заработал в жестоком бою при взятии небольшого провинциального городка, названия которого даже не помнил за незначительностью его в качестве стратегического объекта. С профессиональными военными структурами проблем тогда не возникло – как всегда, монгольских мотоциклистов не смогли остановить ни подразделения спешно поднятого по тревоге областного ОМОН-а, ни военные, представленные в данной местности парой рот строительных войск, ни два мотострелковых полка, посланные на помощь из области и безнадежно застрявшие где-то на полпути по причине полной выработки выданного для марша бензина. Зато неожиданно яростное сопротивление оказало стихийно самоорганизовавшееся народное ополчение в лице лиц кавказской национальности – перекупщиков, давно и успешно освоивших городской рынок после изгнания с него местных крестьян.

Взятие городка осуществлялось тысячей храброго Ильтея, в итоге и получившего за эту блестящую операцию чин одного из помощников главы штаба, основные же силы Орды прошли южнее и на тот момент оказались далеко впереди, поэтому на помощь соплеменников рассчитывать не приходилось. Зато помощь, как это водится, пришла совершенно неожиданно с другой стороны, откуда ее не ждали. Когда битва за рынок достигла самого своего апогея, перевес монголов был весьма условным и с минуты на минуту мог случиться перелом в пользу вооружившихся топорами для рубки мяса кавказцами, появились местные скинхеды. В течение часа общими усилиями представителей двух великих народов с кавказцами было покончено раз и навсегда, а к вечеру длинная их вереница со связанными за спиной руками потянулась в Монголию, подгоняемая оседлавшим верблюда воином, списанным из армии по ранению.

Тысячник Ильтей в торжественной обстановке поблагодарил храбро сражавшихся скинхедов, роздал им конфискованные у кавказцев фрукты, и в Монголию потянулась еще одна бесконечная вереница босоногих рабов – воинские ботинки татуированных парней были реквизированы в пользу непобедимой монгольской армии...

– Да, Повелитель, – повторил Ильтей, непроизвольно тронув шрам, оставленный острым шампуром восточного человека. Шрам украшал храброго воина, но начинал предательски чесаться в минуты крайнего волнения. – Я сделал что-то не так, Повелитель? Если бы я обладал таким запасом смелости, чтобы будить своего Повелителя при взятии каждого ничтожного городишки, мой непобедимый Властитель не ведал бы и минуты так необходимого ему, а значит, и его непобедимой армии, сна. – Ильтей почтительно склонил голову и замер, ожидая реакции Повелителя. Остальные прекратили жевать.

– Мне нравятся твои слова, – сказал, подумав, Бастурхан. – Это слова храброго воина, обладающего острым и быстрым умом.

Все с облегчением выдохнули и продолжили пережевывать пищу, а Бастурхан, погладив прилично отросшую жидковатую бороду, потянулся за засушенной до состояния твердости рыбой.

– Эту рыбу урусы называют воблой, – почтительно шепнул ему молодой, но подающий большие надежды тысячник Инчигул – само присутствие его на обеде с Повелителем вселенной доказывало, что карьера тысячника стремительно идет в гору. – Они едят ее, запивая хмельным напитком, который называют пивом.

– Знаю, – сказал Бастурхан. – Это русский кумыс. Не думаю, что монгольскому воину пристало пить русский кумыс. Он по-другому пьянит. От него тяжелая голова и не хочется воевать. Неудивительно, что русские до сих пор не выиграли у нас ни одного сражения.

Работники штаба, у большинства из которых было припрятано по полудюжине бутылок «Жигулевского», украдкой переглянулись.

– Твои слова верные, как хорошо пристрелянный лук, Повелитель, – почтительно сказал Инчигул.

– Это так, – подтвердил Ильтей…

После сытного обеда доблестные воины откинулись на подушки и некоторое время курили кальяны, ожидая, что скажет Повелитель. Тот обвел их задумчивым взглядом и значительно, с расстановкой изрек:

– В моем роду было много доблестных военачальников. Они сумели собрать непобедимые армии, перед которыми трепетал весь мир.

– Это так, – подтвердил начальник штаба.

– Я, великий Бастурхан, продолжатель дела моих великих предков.

– Это так, – осторожно сказал Инчигул, когда пауза затянулась.

– У каждого из моих великих предков, – глядя в облака дыма, словно, подобно прорицателю, видел там невидимых простому смертному людей, зверей или каких-то необычных существ, – непременно был в услужении ученый китаец, – сказал Бастурхан. – Ученые китайцы – очень полезный народ, они всегда помогали монголам завоевывать новые земли. Не силой или доблестью, но своей хитростью и умением придумывать всякие мудреные штуки. Порох, большие метательные машины, волшебные зеркала, которыми можно на расстоянии поджигать вражеские корабли, и много других полезных вещей. – Некоторое время Бастурхан задумчиво курил, а работники штаба терпеливо ожидали продолжения. – Я великий военачальник, а своего ученого китайца не имею, – наконец сказал Бастурхан.