Иоанна Хмелевская - Проза жизни [Обыкновенная жизнь]

— Что? Ну да, брюки. И волосы. Без лысины. Ёжиком. И лицо как блин. Не совсем, нос, конечно, торчал, но вообще плоское. Да и нос тоже приплюснутый. Верно?

— Приплюснутый, — подтвердила Шпулька, сосредоточенно наморщив брови. — А ещё ухо… Участковый перестал писать.

— Одно? — подозрительно спросил он. Шпулька кивнула головой.

— Одно. То есть нет, два! Но одно было какое-то не такое… Багровое и вроде бесформенное. Тоже плоское…

— Точно! — оживилась Тереска. — Расплющенное! Причём только одно!

— Которое?

— Правое. Левое у него обыкновенное.

— А волосы ёжиком какого цвета? Чёрные, светлые?

— Под цвет костюма. Серые.

— Наверное, с проседью, — сообразила Шпулька. — Чёрные с проседью — вот и показались серыми.

— Что ещё? Глаза, зубы?

Тереска покачала головой.

— Не требуйте от нас невозможного. Мы ведь его видели при слабом освещении. Глаз не разглядели, а зубы он не скалил. Высокого роста, примерно, такого, как Скше… как этот пан, в меру упитанный.

— Что значит «в меру упитанный»? Тереска снова окинула Цегну оценивающим взглядом.

— На одну треть толще этого пана, — с уверенностью объявила она.

— На одну четверть, — въедливо уточнила Шпулька. Кшиштоф Цегна стоял не шевелясь и беспрекословно позволял делить себя на части.

— Больше ничего примечательного вы не запомнили?

— К сожалению, нет, — виновато сказала Тереска, а Шпулька грустно покачала головой.

Участковый, вначале описавший в протоколе внешность субъекта из «опеля», вынужден был продолжать дальше в нетрадиционной последовательности. Кшиштоф Цегна приступил к составлению протокола. В помещении воцарилась тишина, изредка прерываемая короткими уточняющими вопросами. Подруги, уже было успокоившись, снова начали нервничать, тем более что воровская добыча мозолила им глаза.

— Надо сосчитать, — внезапно спохватился участковый. — Крысь, иди-ка сюда, сынок. Заверишь.

Часов оказалось полсотни. Тереска быстро прикинула в уме. По две тысячи штука, это будет… миллион!

— Силы небесные! — тихо ужаснулась она. — Мы с тобой украли миллион злотых!

Шпулька посмотрела на неё взглядом агонизирующего василиска. Участковый отложил наконец ручку.

— Больше, — заверил он. — Часть из них золотые. Тысяч по десять штука. Попрошу уважаемых дам прочитать и подписаться. Тут все изложено в сокращённом виде, не хотелось вас надолго задерживать. Самое главное, о подробностях вас ещё будут допрашивать.

Тереска потянулась за протоколом, а Шпулька как приросла к стулу.

— А когда… — тихо спросила она сдавленным голосом, — когда вы нас арестуете?

Участковый как-то странно на неё посмотрел и сделал приглашающий жест в сторону протокола. Тереска оторвалась от изучения документа.

— Но тут ничего нет о том… что мы украли… — растерянно пробормотала она.

— Но все, что есть, изложено верно?

— Ммм… верно.

— Тогда подписывайте. Что значит «украли»? Вы не украли, а доставили вещественные доказательства.

Подождав, пока обе поставят свои подписи, участковый встал, оправил мундир и прокашлялся. Кшиштоф Цегна посмотрел на него и тоже поднялся. Подруги неуверенно последовали их примеру.

— Благодарю за службу! — торжественно рыкнул участковый.

Кшиштоф Цегна непроизвольно стал навытяжку и щёлкнул каблуками. Тереска и Шпулька окончательно обалдели. Участковый вышел из-за стола и с почтением пожал каждой руку, то же самое проделал и Кшиштоф Цегна.

— Большое спасибо, — беспомощно промямлила Тереска, ничего не понимая.

Участковый, покончив с торжественной частью, перешёл на нормальный тон.

— Вы нам очень помогли, а теперь по-хорошему вас прошу, отправляйтесь домой и оставьте в покое бандитов. И не советую больше ничего красть. Уймитесь, ладно? Проводить мы вас не сможем, уж не обессудьте, сейчас сюда нагрянет начальство, а ни одной машины у меня под рукой нет…

Только у дома Шпульки подругам удалось немного остыть и прийти в себя. Вечерние приключения были просто ошеломительными, а поведение участкового произвело на них неизгладимое впечатление. Они одновременно гордились собой и чувствовали какую-то опустошённость.

— А выглядел вполне прилично, — в раздумье сказала Тереска. — Тот, который подбросил часы. Может, не знал, что там в свёртке?

— Я уже никому не верю, — сумрачно ответила Шпулька. — И вообще больше ты меня не впутаешь ни в какую идиотскую историю. Нас могли убить!

— Глупая, это же не убийцы, а торгаши! Милиция говорит, такие избегают мокрых дел. В крайнем случае нас могли побить.

— Большое спасибо, но быть побитой мне тоже не очень хочется. На кой черт нам все это нужно, зачем ты встреваешь, чего тебе неймётся?! Какое тебе дело до чужих бандитов и до их часов?!

Тереска даже остановилась от возмущения. Хотя что уж тут возмущаться, если честно, то возразить было нечего. Вернее, возражения были такого рода, что о них не хотелось даже думать, а уж высказать вслух… А правда заключалась в том, что сотрудничество с Кшиштофом Скшетуским было своего рода противоядием от Богуся. Нет, она вовсе не хотела забыть Богуся насовсем, вот ещё! Но свалившиеся на неё потрясения своим драматизмом и романтикой возвышали её в собственных глазах. Если уж переживать, то по-крупному, а не тихо чахнуть от тоски. Умирать, так с музыкой! А может, захватывающие приключения вообще не позволят ей зачахнуть. Но как объяснить это Шпульке, которая, ничего особенного не находя в Богусе, не поймёт всей важности её признания? А кроме того, как можно оставаться равнодушной к такой возмутительной преступной афёре? Какое ей, видите ли, дело!..

— А какое тебе дело до чужих детей? — гневно парировала Тереска. — Они твои? Почему тебя должно волновать, не голодают ли они, не остались ли бездомными?

— Шпулька даже подскочила.

— Это совсем другое дело! Дети — живые существа! Как можно сравнивать? Из детей что-то вырастет!

— Ага. Будущее нации.

— Из брошенных детей вырастет дегенеративное общество!

— А какое тебе дело до общества? — безжалостно спросила Тереска.

Какое-то время Шпулька не находила ответа. Дело, без всякого сомнения, есть, но какое именно?

— Когда эти дети вырастут, мы ещё будем жить, верно? — нерешительно сказала она. — А мне не хочется жить в дегенеративном обществе. Особенно на старости лет.

— А в обществе преступном хочется?

— Ну, ладно. Но для этого есть милиция…

— А для детей — социальная опека и родители! Кроме того, дети растут долго! А тут, пожалуйста, за один вечер — и столько дел наделали! Мне нравится видеть результаты сразу, а не через двадцать лет!

Шпулька смутно ощущала, что в этом есть какой-то смысл.

— Ну хорошо, — неохотно согласилась она. — Но ведь сколько надо нервов!