Яков Сычиков - Покупатель пенопласта

К тому же они никак не предполагали, что на вечеринку в честь учредителей солидного банка, явится какой-то мудило с премии с дурацким названием «Тюбет», да даже и не с самой премии, а просто по чужому пригласительному. Что до внешнего вида Башмакова, то тут не может быть никаких противоречий: на одном корпоративном Новом году случилось так, что в джинсах были только генеральный директор и курьер Башмаков. Так что многие сейчас знают про эти причуды успешных людей.

Итак, Башмаков попал в залу. «Тесновато, – подумал он, – неужели здесь уместятся все эти голодные трущобные литераторы, их же там человек пятьсот? А где сцена? Наверно, я попал в какой-то предбанник, где гостей встречают хлебом-солью, а потом уже проведут в пышную залу». И он двинулся к фуршетному столу. У стола тут же сработал один из официантов, дюжина которых носилась туда-сюда с подносами и без оных. «Чего изволите?» – «Коньячку», – выдавил из себя смутившийся Башмаков, не привыкший, чтоб его обслуживали. «Хеннесси» или… – спросил официант. «Хеннесси!» – махнул Башмаков рукой, ему нравился запах этого слова, к тому же водка среди напитков отсутствовала напрочь. «Ещё и через руку, сука, наливает», – обратил внимание он. – На заводе ему за это грабли бы уже оборвали». Одним духом Башмаков принял порцию «Хеннесси» и вспомнил, как один раз выдул из бара сестры весь армянский коньяк, а бутылку наполнил чаем. Здешний же напиток был изящен, но крепость в нем примята была вкусом. Спирт, однако, действовал безотказно, осмелевшая рука Башмакова потянулась к закуске, но, заробев, снова зависла над угощениями: еда была настолько экзотической, что Башмаков просто не знал, как это едят. К тому же шестым чувством он уже предощущал опасность и палится ему лишний раз не хотелось. Допустим, он узнал из всей этой непонятной, будто понаблеванной кем-то, каши устрицы, и, конечно, слышал, что их надо высасывать, но сам Башмаков никогда этого не делал. Вдруг он обрызгается или сплюнет еще с непривычки официанту на жакет, он же не знает, какой у этой дряни может быть вкус. «Бог с ним со всем», – решил Башмаков и зацепил пальцами невинный и безопасный лимончик. «Повторить», – отозвалось внутри благодарного желудка. «Можно повторить?» – спросил Башмаков официанта и тот повторил. Далее Башмаков не упускал этой возможности и каждые пять минут подходил причащаться, благоразумно отказываясь от вина и шампанского, и налегая только на элитные коньяки, за неимением водки.

Зал постепенно наполнялся публикой, из-за ширмочки выглянули экзотические музыканты и заиграли что-то на там-тамах и каких-то африканских гуслях. «Широко живут, оказывается, наши литераторы», – размышлял Башмаков, разглядывая лысого ухаря в твидовом пиджаке из 90-х с кожаными заплатами на рукавах. Остальные большей частью были в черных строгих костюмах, а дамы в вечерних платьях. То и дело мелькали на запястьях и тоненьких женских и жирных мужских шеях золотые да и всякие украшения. Некая парочка в уголке, посасывая из бокалов шампасик, поглядывала на Башмакова и саркастически улыбалась. «Может, я попал на чертово сборище свингеров», – опасался уже Башмаков и потянулся к коньяку, и смело на этот раз налил себе сам, освободив от труда официанта. «Вот с кем я, если что, могу здесь забухать», – решил Башмаков, выцепив взглядом из толпы одного худого и бородатого мужика, одетого, однако, не в пример Башмакову, тоже в черный дорогой костюм с галстуком.

К счастью до этого не дошло, скоро музыка прекратилась, залу осветили, и ею оказалось заширменное и принаряженное банковское помещение, где в обычные дни толкутся в одной куче пенсионеры и студенты да и все кому не лень. «Так-так, – подумал Башмаков и решил подлить коньячка. Некто в лиловом костюме вышел и, взяв слово, поприветствовал всех собравшихся в банке учредителей, инвесторов и…

Дальше Башмаков не дослушал. «На посошок и деру», – решил он, пока из-за ширмочки не выглянул пяток лакеев и не выставил бы его с позором вон. Закинув в рот напоследок лимончику, Башмаков по-блоковски медленно пройдя меж пьяными, максимально сдерживая себя, чтоб не побежать, этакой незнакомкой прошмыгнул в предбанник, где встречающих девок уже не было, но оставался по-прежнему гардеробщик. «Что, уже уходите?» – без всякого намека, но с дежурной улыбкой сказал он, отправляясь за башмаковской курткой. «Дела-дела», – нараспев протянул подозрительный Башмаков, решив про себя: «Знает уже все, сука, и издевается».

На телефоне осталось пару не отвеченных и СМСка: «Ну долга ты там?» – писал знакомый Башмакова, тоже приглашенный на «Тюбет». «Да с банкирами тут забухал, – написал ему Башмаков, – скоро буду».

«Ну и дурак, – говорили ему позже друзья, – остался бы, затусил с банкирами, книжку бы издали». – «Ага, издали бы, видели бы вы их пасмурные рожи», – отвечал ехидно Башмаков.

На улице тем временем пошел снег. Крупные, но не очень крепкие хлопья враз облепили подшафэшного Башмакова, как снежную бабу, и таяли на его разгоряченном алкоголем лице.

Скоро Башмаков отыскал нужный ему дом, на входе не было никаких лыбящихся девиц, а просто стоял охранник с рацией. Вручение шло полным ходом. Башмаков прошмыгнул за партьеру на балкон и даже занял какое-то пустующее место. На сцене в этот момент мельтешил автор нашумевшего романа «Засахарите меня под минусом» и говорил о том, что премия «Тюбет» – это почти тот же «Оскар», только «Тюбет». Также среди вручающих Башмаков успел разглядеть знаменитого Пахома, при его появлении публика захлебнулась в овациях, раздался гик и свист. «Надо всего лишь один раз как следует обосраться на всю страну, чтобы вызывать такие бурные эмоции, лучше бы они Олега Попова пригласили», – подумал Башмаков и задремал.

Сквозь сон он видел, как на большом экране показывали отснятый заранее материал, где Саша Качергинский вертелся в черном кресле повелителя мира, снимаемый одновременно с разных ракурсов, и что-то быстро-быстро нашептывал как заклинание. Иногда показывали крупным планом лицо и плясавшие изгибистые губы, но разобрать Башмаков ничего не мог. «Пафоса, пафоса-то нагнали», – зевнул он пьяно и снова задрых. Проснулся Башмаков как раз тогда, когда Кочаргинского поздравляла с победой Алика Смехова, дочь советского Атоса, и Сашка шептал ей на ухо какие-то, конечно, глупости, как решил Башмаков; и Смехова, конечно, смеялась, закатив к потолку свои красивые папины глазки.

Наконец, официальная часть закончилась, все перешли в обширный буфет. Толпа голодной творческо-одаренной молодежи, ринувшись с лестниц врассыпную, в миг обложила собой все столы с закусками и брала уже приступом барменов, не успевавших разливать по стаканам пойло, выбор которого был не велик, но меток: два вида сухого вина, белое и красное, и неплохая водка «Смирнофф» (реплика водки с одноименным названием из 90-х). Стоял дикий гик, как будто Пахом снова сделал свое главное дело. Одни проталкивались за выпивкой, другие возвращались с оной обратно, пытаясь не разлить, или пили прямо на ходу. Вино текло по ртам, плескалась водка, штука была в том, что столы с закуской стояли на приличном расстоянии от столов, где разливали пойло, в этом, видимо, был организаторский расчет и умысел, чтоб хоть как-то усложнить литературному стаду задачу нажраться в полчаса.