Мартти Ларни - Четвертый позвонок, или Мошенник поневоле (и)

— Психологически движущей силой всяких подобных действий являются влечения и привычки людей. Человеческие мнения складываются под воздействием иррациональных подсознательных факторов.

— Я верю в справедливость вашей точки зрения, — сказал молодой человек.

— Моя фамилия Вейнберг. Доктор Эрнст Вейнберг.

— Я профессор Борис Минвеген. Приятно с вами познакомиться, доктор.

— Судя по фамилии, вы, должно быть, немецкого происхождения?

— Вы совершено правы. Мои родители приехали в Америку из Гамбурга.

— А мои родители прибыли из Берлина. Мне было тогда полгода. Разрешите угостить вас бутылкой пива?

— Весьма охотно, доктор.

Бобо представил новому знакомому Джерри:

— Профессор Финн, преподаватель языков и хиропрактик.

— Из Шотландии, вероятно? — спросил Вейнберг.

— Нет, из Финляндии, — ответил Джерри.

— Очень интересно. А куда вы едете, господа?

— На запад, — ответил Бобо.

— Где ваша машина?

— Завод еще не сделал ее для нас, — усмехнулся Бобо.

— Хорошо, разрешите, я вас подвезу? Я постоянно живу в Детройте, а сюда заехал проведать родителей. Так поедем?

— В Детройт? — спросил Джерри.

— Нет, в кабак. Проедем несколько миль к западу — там в селении, именуемом Пайк Лэйк, есть уютное местечко, где можно спокойно побеседовать.

Они втроем уселись на переднем сиденье машины и покинули Новый Париж.

— Каким способом вы намерены двигаться на запад?

— При помощи ног и большого пальца, — ответил Бобо.

Водитель усмехнулся:

— Вы, стало быть, конкурируете со студентами?

— Только в отношении путешествий.

Мистер Вейнберг свернул на узкую побочную дорогу, по обе стороны которой щиты рекламировали исключительное пиво. Уютное местечко называлось «Маленькая Германия». Это был похожий на охотничий домик придорожный ресторан, принадлежавший какому-то американскому немцу. Когда Бобо узнал, что доктор Вейнберг — психолог и работает преподавателем прикладной психологии в заводской профессиональной школе при автомобильном заводе в Детройте, он сейчас же завел разговор о таких материях, от которых Джерри стало клонить ко сну. Он почувствовал себя брюзгливым собеседником, который в разговоре — как нищий на ярмарке. После пятой кружки он задремал, но это нисколько не помешало его товарищам по столу погрузиться в омуты гештальтпсихологии. Когда Джерри очнулся, очнулись и его приятели. Солнце уже давным-давно спрятало свою лампу, и все нормальные граждане отправились на покой. Несмотря на формальные возражения Бобо, доктор Вейнберг сам заплатил за угощение, пожелал новым знакомым счастливого пути и исчез.

— Что мы будем делать теперь? — беспомощно спросил Джерри.

Бобо пожал плечами.

— Не имею ни малейшего понятия. Во всяком случае, он оказался хорошим парнем. Мы совершенно сошлись с ним на том мнении, что при классификации учеников по степени умственного развития необходимо учитывать кривую Гаусса…

— Борис! — закричал Джерри сонно и раздраженно. — Кривая Гаусса нас не вывезет.

— Что за чушь! Неужели ты действительно будешь утверждать, что определение умственных способностей не является важным вспомогательным средством современной прикладной психологии? Утверждаешь ли ты, что…

— Я утверждаю, что ты сошел с ума? — перебил его Джерри.

Бобо приподнял очки, разгреб свою взъерошенную шевелюру и грустно покачал головой.

— Ты пьян, Джерри.

— Я трезвее тебя. Если ты по кривой Гаусса укажешь, где мы найдем ночлег, тогда твоя ученость не пройдет даром.

Бобо сделался серьезным. Он не нашел другого выхода, как просить милостыню. Поднявшись из-за стола, он направился к толстому хозяину «Маленькой Германии» для переговоров. Через минуту он вернулся и спокойно сказал:

— Дело в шляпе. В гараже у хозяина найдется место, чтобы переночевать. Но прежде чем отойти ко сну, мы должны вымыть полы и починить парочку поломанных стульев. Словом, задания сугубо утилитарные, но в то же время психологически интересные.

В середине ноября наши странники медленно и усердно вычерчивали своими ногами карту дорог штата Огайо. Им везло, как висельникам. Чем более жалкий вид приобретали их костюмы, тем меньше помогали им большие пальцы. В течение полутора недель только одну ночь спали они в кровати: в какой-то ночлежке Армии спасения. И вот они приблизились к городу Пэйнсвиллю. Ветер починил свои мехи и теперь дул прямо из Канады. Тонкая снежная накидка покрыла однообразную необитаемую равнину. Проносящиеся машины фыркали клубами колючего, морозного снега в лица путников, покрытые синеватым румянцем. Джерри тер свои руки цвета печенки и с жалостью глядел на товарища, огромную шевелюру которого трепало ветром, как сноп на шесте. Бобо уже два дня был удивительно молчалив и тих. Он простудился, схватил страшный насморк. Глаза его были красны и беспрестанно слезились. Низ носа и губы покрылись струпьями, и он вновь и вновь подтверждал, что самый сильный голос у человека рождается в носу: между переносицей и ноздревыми отверстиями. Шли они медленно, казалось, по дюйму в час. На длинном лесном перегоне они встретили одного вольного бродягу, который направлялся в Толедо. Это был краснолицый крепкий мужчина средних лет. Он сказал, что сделался «хобо» уже тридцать лет назад. У него был опыт и большое знание дела, и потому он каждую реплику кончал словами:

— Трудности мне неведомы.

Он дал товарищам по скитаниям полезные советы профессионала:

— Пэйнсвилль — паршивое место. Четырнадцать тысяч жителей. Не стоит застревать там надолго. Вам надо попасть в Кливленд. Там трудностей не существует.

Он положил в рот жевательного табаку и держался так, словно ни в чем не испытывал недостатка.

— Нет ли у тебя, сосед, хоть одной лишней монетки? — спросил Бобо.

— Я не женат на деньгах, — ответил мужчина гордо. — Хотите жевательного табаку?..

— Спасибо. Не употребляю.

— А, может, приятель?

— Спасибо, я тоже, — сказал Джерри.

— Больше ничем угостить не могу.

Незнакомец двинулся дальше, снова горячо порекомендовав Кливленд:

— Там можно пробыть и подольше — роскошная деревня!

Джерри и Бобо побрели к Пэйнсвиллю. Пролетающие мимо автомобилисты не обращали внимания на их поднятые большие пальцы. Надо было идти пешком.

Ветер крепчал. Он налетал и рвал одежду впереди и сзади. Сухой снег вертелся бешеными вихрями, то и дело взвиваясь высокими столбами к небу. Тут и там, преграждая путь, вырастали сугробы высотой с оленя.