Леонид Марягин - Изнанка экрана

— От первого щелка подпрыгнул поп до потолка, — с восторгом рассказывал «кот ученый».

Сева недолго простоял в толпе зрителей, жующих горячие булки с сосиской.

Его мало интересовало сказочное шоу или, как оно официально называлось, обозрение. Но слова «от первого щелка подпрыгнул поп до потолка» звучали в ушах всю дорогу к Тамаре.

Недалеко от дома Тамары пришлось огибать изрядный строй людей, так как пересечь его очередники не разрешили, приняв за нахала, желающего протыриться без очереди.

— Одесская кончилась, осталась только краковская! — звучали ему вслед выкрики очередников.

Держа букет перед собой, он открыл дверь Тамариного подъезда, за которой возникла фигура знакомого охранника.

— Никого нет дома! — Охранник не был так же вежлив и обходителен, как тогда, на дне рождения Тамары, сообщая, что Фролов не приедет.

— Как это? Я же звонил час назад, — растерялся Сева.

— Тебе же русским языком говорят: никого нет дома! — И, предвидя следующие вопросы, страж информировал: — Улетели.

— Куда?

— Для тебя — в никуда! — Охранник захлопнул дверь.

Сева оторопело стоял перед входом с нелепо торчащим перед собственным носом букетом, потом сунул его под мышку, сделал несколько неуверенных шагов от двери, остановился, долго смотрел на букет, что-то соображая, тряхнул им, как банным веником, и резко швырнул цветы на заснеженный асфальт.

Из распластанных цветов вывалилась писулька Губана.

Поднял ее, на этот раз внимательно прочитал...

Из заиндевевшего оконца Тамариного подъезда выглядывал охранник.

— Привет! — В квартире на Пушкинской из-за стола ему улыбалась... «шахтинская» Галка.

Он подошел, отдалившись от сопровождающего Губана.

— Какими судьбами? Из Ростова?

— Из Москвы. — И предвкушая его удивление, продолжила с расстановкой: — Я теперь директор фабрики местной промышленности.

— Как? — вырвалось у него.

— Ты помнишь моего партнера... того, в «Поплавке»?

— Да.

— Он сделал. Купил мне место.

— Ты говорила — он из Ростова.

— Он — отовсюду...

— Но ведь ты... это... засвечена на Петровке...

Галка засмеялась:

— На Петровке тоже деньги любят. Садись сюда... — Она подвинула соседний стул ближе к своей стройной ляжке, четко рисовавшейся из-под юбки с чехлом. — Ну, за старый год! Мы живы и даже неплохо его провожаем.

Выпили. Галка активно подкладывала Севе закуски — тот самый дефицит, так искомый в магазинах накануне праздников.

— Миноги хочешь?

После второй рюмки за старый год возник Губан, попытался облапить, но Галка живо отшила:

— Мужик, прекрати работу!

Губан, неловко хихикнув, заглотнул фужер водки и удалился на другой конец стола.

Гости под музыку «Истамбула» запивали проглоченные таблетки кодеина.

Галка вдруг сообщила Севе на ухо планы об их радужном совместном существовании.

— Собиралась тебе звонить. Сразу после Нового года...

— Куда? Я там уже не живу.

— Ну и что? Ты же центровой — тебя в «Национале» каждый знает.

Губан со своего места внимательно, как может только пьянеющий человек, наблюдал за их разговором.

— Пойдешь ко мне на фабрику...

— Ты уже предлагала раньше — завклубом...

— Это в Шахтах, а здесь — выше. Культоргом дирекции.

— У меня интерес на киностудии...

— Ну... я помогу... твоему интересу, переезжай ко мне на квартиру. Поживем... понравится — распишемся?

Внезапно Сева оказался на полу, лежа на спинке своего опрокинутого стула. Над ним стоял Губан и хохотал:

— Будешь помнить, как лезть к чужим бабам!

Сева вскочил, бросился к Губану, но между ними возник быстро отваливший от компании кодеинщиков Андрей Коробов — боксер, чемпион «Спартака» в тяжелом весе.

— Только не здесь! А то мебель переломаете. И кровью зальете паркет. Раздевайтесь до пояса, чтобы рубашки остались в порядке…

Они разделись, побросав одежду на стулья.

— Пошли! — скомандовал Андрей.

Остальные гости не захотели участвовать в аттракционе. Только Галка провожала их взглядом, приподнимаясь со стула.

Медленно спустились с третьего этажа по старой литой лестнице. Губан первым, между ним и Севой — мощная фигура Андрея Коробова.

Вышли на заснеженную улицу.

На тротуаре он развел бойцов, отскочил к Сене и взмахнул рукой:

— Сходитесь!

Они ринулись друг на друга, принялись молотить кулаками носы, скулы, рты...

Пар валил из ноздрей.

Губан не выдержал — он, в отличие от Севы, курил, и дыхалки не хватило, — как был, голый по пояс, убежал домой в «Славянский базар», где жил тогда в огромной коммунальной квартире.

Сева смотрел ему вслед, но победного было мало в его окровавленном лице.

На Спасской башне ударили новогодние куранты.

Галка — «дама сердца» накинула на Севу принесенное пальто.

Он благодарно кивнул и слушал бой часов, успокаивая дыхание.

В простреле между Историческим и Музеем Ленина сияла звезда Спасской башни.

Он с Галкой расположился в «Национале» за уютным столиком у стены.

Мельхиоровый кофейник, такой же молочник, яблочный пай. В общем, то, что мог позволить на свою зарплату Сева.

— Ну и что ты так надолго исчез?

— Проклятое кино засасывает! — отшутился Сева.

— Смотри, не потони.

— Тебя позову спасать!

— Всегда готова. Я ведь не зря тебе тогда предлагала... Переезжай ко мне.

— Учту предложение...

— А я, пока тебя не было, новый гарнитур купила. Чешский — «У-300».

Севе от этой новости сразу стало скучно, и он не поддержал разговора, но Галка взяла инициативу на себя:

— Этот гарнитур продают только по записи, но за двести сверху мне быстро достали и даже сами привезли!

Сева по-прежнему молчал.

— Так что сегодня у меня обмоем покупку, — тарахтела она.

— У нас завтра с шести — съемка.

— Ну и что? Одну ночь не поспишь. Ничего с тобой не случится!

Сева, чтобы уйти от ответа, с видимым желанием проглотил кусок пая.

— Давай закажем еще... Ну, поесть чего-нибудь, — предложила Галка, заметив аппетит Севы.

— Ты хочешь есть? — уточнил Сева.

— Нет. Для тебя. У меня с деньгами порядок.

— У меня сегодня тоже.

— Тебе в кино стали много платить? — засмеялась Галка.

— Нет. Получил случайно. За один эпизод... как автор.

В этот миг официантка поставила на стол блюдце, на котором красовался фужер портвейна, а под ним — записка.

— От кого? — естественно поинтересовался Сева.

— Просили не говорить. — Официантка ушла.

Сева развернул записку и пробежал корявый нетрезвый почерк:

«Не вышло с начальственной дочкой — живешь альфонсом у бывшей проститутки! Вот и все твои принципы!»

Он поискал глазами Губана.

Тот был уже на выходе и, перехватив взгляд Севы, издевательски помахал рукой.