Габриэль Шевалье - Клошмерль

В тот же самый день эти некрологи были прокомментированы в кулуарах парламента и сената.

– Я знаю, какой документ он изучал, – сказал один нескромный господин. – Это была маленькая Рири.

– Вы имеете в виду ту, что у мадам Иоланды?

– Конечно! Ведь она была любимицей Проспера Луэша. «У этой малютки пальцы волшебницы!» – говаривал он.

Эта новость моментально распространилась, и внушительное число членов законодательной палаты отправились в заведение мадам Иоланды, которое несколько месяцев подряд сказочно процветало. Там осуществлялось национальное единение: представители самых различных партий выходили оттуда вместе, застёгивая в коридорах жилеты. Что касается юной дамы, по имени Рири, то она тотчас же вошла в моду и вскоре была конфискована у сообщества в пользу одного – это был чрезвычайно богатый старик, для которого воспоминание о последних минутах Проспера Луэша было единственным, что ещё могло возбудить его чувственность.

Сенатор де Вилепуй взволнованно воспринял смерть своего старого сотоварища. Но он сумел превозмочь своё горе и произнёс в интимном кругу несколько слов похвалы покойному Просперу Луэшу:

– Прекрасная кончина для ловеласа! Он умер на поле боя, на груди у юности. Я жалею только о том, что он не успел причаститься. Но бог будет к нему милосерден – ведь у этого стервеца был превосходный вкус: его Рири просто обворожительна.

– Но говорят, что Луэш несколько злоупотреблял… – заметил один из собеседников.

Он тотчас же получил строгую отповедь.

– Что вы называете злоупотреблением? Лучше уж скажите, что этот человек умел пожить! – отрезал господин де Вилепуй со слезами на глазах.

Тем не менее он сумел взять себя в руки, вопреки горю и мрачным предчувствиям, зарождавшимся в его душе. «В конце концов, – подумал он, – Луэш был всё-таки старше меня на три года!» Перспектива такой отсрочки возвратила ему уверенность. Но он решил, что после такого зловещего удара по его спокойствию следует принять самые решительные меры. Он выработал программу нескольких спокойных удовольствий, которые он смог бы вкусить в тот же вечер у мадам Роз – в другом специальном заведении, где персонал был чрезвычайно юным и действовал исключительно освежающе на мужчину в его летах.

Бартелеми Пьешю завладел местом Луэша при поддержке Бурдийя и Фокара, которых он сумел привлечь на свою сторону одного за другим. Став сенатором, он завязал прочное знакомство с Гонфалонами де Бек де Блазе. Теперь ему не стоило никакого труда выдать свою дочь Франсину за отпрыска этой благородной фамилии, испытавшей настоятельную необходимость в золочении своего герба. (Впрочем, эта фамилия давно уже существовала только лишь благодаря тщательно продуманным мезальянсам.) Приданое Франсины погасило несколько неотложных долгов семейства Гонфалонов де Бек, дало возможность починить крышу замка и реставрировать его левое крыло, где поселили молодожёнов, в ожидании момента, когда Пьешю сумеет пристроить своего зятя. Пьешю рассчитывал сделать его супрефектом или протащить в министерство, воспользовавшись своими связями. Брачный союз был сопряжён с немалыми расходами (Гаэтан Гонфалон де Бек был по-княжески не способен обеспечить свои потребности), но этот брак льстил Бартелеми Пьешю и помогал ему наладить знакомства и связи во всех кругах общества. Это настолько увеличило его авторитет, что вскоре он сделался чем-то вроде арбитра во всех распрях между Соной и горами Азерга. Он завоевал репутацию человека здравомыслящего и справедливого. Город только выиграл от его карьеры. Участились визиты политических деятелей, а также сельские ярмарки, которые привлекали в Клошмерль множество приезжих, оставлявших в городке свои деньги. На всех банкетах в соседних городах Пьешю требовал вино Клошмерля, и это было в интересах клошмерлян. Торговцы и виноделы гордились своим Пьешю, этим чёртовым хитрецом, и громогласно им восхищались.

Гонфалоны де Бек были в дальнем родстве с Сен-Шулями. Благодаря Сен-Шулям можно было добраться до баронессы, а через баронессу установить в неофициальном порядке хорошие отношения с архиепископом, чем, разумеется, не следовало пренебрегать. Пьешю решил, что новые связи сделают его одним из самых влиятельных людей Божоле, и он станет хозяином, по крайней мере, десяти долин. Случайность, умело подготовленная обеими сторонами, помогла встретиться сенатору Пьешю и баронессе де Куртебиш. Они заговорили об Оскаре де Сен-Шуле и его будущности политического деятеля.

– Вы можете заняться моим кретином? – откровенно спросила баронесса.

– А что он умеет делать? – спросил Пьешю.

– Детей своей жене. Да и то не сразу. А больше он ни на что не способен. Достаточно этого, чтобы сделать из него депутата?

– Вполне, – ответил Пьешю. – Но дело не в этом. Я нашёл бы средство помочь избранию вашего зятя при условии, что все получат свою долю. Так, чтобы потом никто не остался на меня в обиде. Вы меня понимаете?

– Отлично понимаю, – ответила баронесса, как всегда, резким тоном. – Не будем рассусоливать, чего вы просите?

– Я ничего не прошу, я всего лишь веду переговоры, а это далеко не одно и то же, – холодно ответил Пьешю, обогативший своё красноречие с тех пор, как стал посещать Палату.

Баронесса не выносила всех этих околичностей: они всегда выглядели как нравоучения, до которых так падко хамьё. Она не стала скрывать своей досады:

– Между вами и мной, мой милый, совершенно бесполезны всякие дипломатические ухищрения. Вы – сильнее, в этом нет никакого сомнения. Я нахожу это обстоятельство весьма прискорбным, и никто меня не заставит изменить своё мнение. Но мои предки заключали побольше соглашений, чем ваши, и эти соглашения были гораздо серьёзней. Потому что мои предки, дорогой сенатор, не были первыми встречными.

– Что до предков, госпожа баронесса, – мягко заметил Пьешю, – то у меня они были тоже. Поскольку я существую.

– Мелкий люд, не так ли, господин сенатор?

– Да, госпожа баронесса, они были маленькими людьми. Среди них нередко бывали и слуги. Вообще говоря, это доказывает, что мои предки умели лучше устраивать дела, чем ваши. Так о чём, собственно, мы говорили?

– Слово было за вами, господин сенатор. Я ожидаю ваших условий, связанная по рукам и ногам. Посмотрим, станете ли вы этим злоупотреблять?

– Я воспользуюсь этим так плохо, что немедленно вас развяжу, – галантно ответил Бартелеми Пьешю. – Дело упростится, если вы пришлёте ко мне вашего зятя. По некоторым вопросам мужчинам значительно легче договориться.

– Хорошо, – ответила баронесса. – Я сообщу ему об этом.

Баронесса поднялась. Но прежде, чем направиться к выходу, она проговорила самым дружелюбным тоном: