Роман Уваров - Приключения частного охранника

Не поможет сам Рошаль».

После этих душевных слов, слёзы сами потекли из моих глаз. Я вспомнил свою неверную подружку Маринку, которую застал с другим мужчиной за очень скверным занятием.

Плакал и Витя. Что вспомнил этот накаченный здоровяк – об этом, наверное, я никогда не узнаю. Но плакал он сильно, размазывая рукой слёзы по щекам.

И только недовольные зрители шумели всё громче, а некоторые даже попытались выйти из зала.

Они дошли до двери, где их встретили «Питюня» с «Офицером». Выполняя инструкцию Викторовича, «Питюня» вежливо попросил их вернуться назад: «А ну-ка быстро всем занять свои места! А то я вас тово». И испугавшаяся пухлого охранника толпа вернулась на свои места.

За всем происходящим Викторович с довольным видом наблюдал из зала.

А солистка хора Соня Звонарёва уже пела следующую песню:

«Похотливый мой милёнок

Мужиками бит не раз.

Перепортил всех девчонок

В деревеньке он у нас».

И женская половина хора после каждого куплета начинала подпевать:

«Его глазки, будто сказки,

С ним свиданье – сладкий миг,

Дарит женщинам он ласки,

Закачаешься от них.

Ооо-ох!»

Вскочив с кресел, толпа сделала ещё одну неудачную попытку вырваться из зала. Порванная в клочья «Питюнина» рубаха говорила об его отчаянном сопротивлении. «И что этим людям надо? Совсем не интересуются высоким искусством!» – подумал в тот момент я.

А солистка хора Дуся Затейкина уже пела очередной хит этого чудо -коллектива:

«Сделал Паша дудочку,

Дудку – «прибауточку»,

И меня наивную в лес позвал с собой.

Я ему поверила,

Честь ему доверила.

Честь моя нетронута, а карман пустой».

И весь чудо-хор дружно вторил солистке Дусе:

«Он «обчистил» девицу, девицу-красавицу

И она печалится, свои слёзы льёт.

Но однажды Пашенька тоже доиграется,

Кузнец Абакумушка нос ему набьёт».

Я слушал эту лирическую песню и получал истинно-эстетическое наслаждение. Я представлял себя тем брутальным кузнецом Абакумушкой, который непременно набьет нос обидчику девицы-красавицы и обязательно на ней женится.

Мои приятные фантазии были прерваны истошным криком одного из зрителей с первого ряда. Став к залу лицом он орал: «Товарищи, нас кормят низкопробными песенками! Это не искусство, а отстой! Не позволяйте себя унижать! Все на выход! Миру – мир! Народу – воля!»

Растерявшийся хор прекратил своё пение, мой коллега Витя стоял с открытым от изумления ртом, а зрители тем временем ринулись к выходу, где стояли, дрожа от страха, «Офицер» и «Питюня».

Стало страшно и мне, я быстренько вскарабкался на сцену и спрятался за широкий сарафан Дуси Затейкиной.

Дуся, не выдавай меня! – дрожащим голосом попросил я её, когда увидел с каким неистовством толпа налетела на Питюню» с «Офицером».

Спрячься лучше ко мне под сарафан. Ты маленький, поместишься, – посоветовала мне добрая женщина.

Ныряя к ней под широкий сарафан, я краем глаза заметил. Как мой коллега Витя пытается найти себе укрытие под сарафаном Сони Звонаревой.

Ты только, рыжий, не вздумай ко мне лезть в трусы! – предупредила его Соня.

Да, мне сейчас не до этого, – на ходу сказал Витя, ныряя под сарафан.

Уже находясь между крепких ног Дуси, я слышал шум борьбы у входной двери, какую-то возню и душераздирающие крики моего несчастного коллеги «Питюни»:

Сто вы делаете?! Сто вы делаете, остановитесь! Помогите! Братцы, помогите!

«Он даже здесь орёт, как резаный», – подумал тогда я и осторожно пальчиком дотронулся до волосатой Дусиной ноги.

Быстро ты там освоился, хорёк! – строгим голосом сказала она и слегка лягнула меня ногой. Хор дружно пошёл со сцены в гримёрку. Я и Витя, держась за ноги солисток, пытались не отстать от этого, способного защитить, коллектива.

Последнее, что я слышал, покидая сцену, это приглушенные крики глупого охранника «Питюни»:

Да куда зе вы?! Куда зе вы разбегаетесь? А ну-ка сейчас зе вернитесь на свои места!

Фотосессия у проруби

– Федька, вставай! – услышал я сквозь сон голос своего отца Льва Львовича Пугайло.

– Па, сегодня выходной, дай поспать и так через сутки работаю! – недовольно ответил я.

– Федя, ты мне будешь нужен. Я сейчас иду на речку моржевать, а ты возьми с собой фотоаппарат и будешь меня там фоткать.

– А это ещё для чего?!

– Я эти фотки выложу в интернет и пусть мне все знакомые завидуют!

Я понял, что намерения у отца серьезные и он от меня отставать не собирается.

– Па, возьми с собой Ванюшку, всё равно нигде не работает! – посоветовал я отцу вместо себя взять младшего брата.

– Ты думаешь, что говоришь? Куда я его возьму, он опять всю ночь в интернете просидел, ещё в прорубь свалится!

Скрипя зубами, я встал с кровати и начал одеваться.

– Роза, мы идём с Федей на речку моржевать! – с гордостью сообщил отец матери.

– Тогда надень новые трусы, а то твои уже выбросить пора, – вступила в разговор мать, – и никому там глазки не строй, я всё равно узнаю.

– Трусы я уже надел, а на баб, ты знаешь, я никогда «ни-ни».

В ответ на его слова мать громко расхохоталась и пошла на кухню.

На речку я шёл, как на каторгу, отец – впереди, а я сзади. Никакого желания разговаривать с ним у меня не было.

Ну вот и заветная прорубь отца, у которой я ещё издали заметил две женские фигуры. Это были две дамы возраста отца: одна маленькая полненькая, а другая высокая худая.

– Всем моржам мой поклон! – театрально поприветствовал их отец.

Дамочки захихикали.

– И наше вам с кисточкой! – ответила ему маленькая толстенькая.

По глазам «моржих» было видно, что статная и высокая фигура отца (не сравнить с моей) произвела на них впечатление.

Уже через пару минут отец снял с себя одежду и остался в одних трусах. И только тут я заметил, что новые трусы батя так и не надел, а эти больше напоминали рыболовную сеть. Это заметили и, внимательно разглядывающие, «моржихи». Они опять захихикали и худосочная произнесла:

– Вы прямо, как Тарзан!

– Федь, а может быть мне и трусы снять, а то ведь и правда они как-то не очень? – внёс неожиданное предложение отец.

От его взгляда на мораль и нравственность у меня чуть было фотоаппарат не упал в прорубь.

– А как же ты тогда свои фотки в интернет выставлять будешь?! – поинтересовался я.

– Ну да, ну да! – согласился он и понял, что на сегодня фотосессия отменяется.

– Мне показалось, что эта «святая» троица, стоявшая у проруби в одном нижнем белье, забыла обо всём. И ей сейчас нипочём: ни мороз, ни холод, ни я. Отец продолжал отпускать свои сальные шуточки, а «моржихи» хихикали и строили ему глазки.