Ева Ночь - И хочется, и колется

– А позже, когда он проигрался в пух и прах, то начал приставать ко мне, фотографии показывать. Убеждать, что ты именно то, что мне нужно.

– И ты повёлся, – я уже полыхаю, как факел в подземелье.

Крокодил снова плечами пожимает.

– Он мог и не привозить тебя. И я бы не стал ни долг требовать, ни искать тебя. Но всё сложилось иначе. Судьба. К тому же, мне действительно срочно нужно жениться.

– Бедный ты несчастный!

Он моргает. Ресницы у него густые, тёмные, как и волосы – эдакий соболь меховой. А глаза – синие, что делает его невыносимо контрастно-красивым. И вот эти реснички хлоп-хлоп добавляют некоей застенчивости лёгкой, сквозь которую проступает холодная циничная улыбка.

– Ну, почему? Не совсем бедный. И вовсе не несчастный. А буду богатым и независимым. Цена вопроса – штамп в паспорте. Теперь ты всё знаешь, поэтому приступим к деловому соглашению. От тебя – только согласие. А позже, когда всё закончится, я отблагодарю. Получишь возможность доучиться. Квартиру куплю – не нужно будет перед этим твоим унижаться и выпрашивать милость. Он всё равно всё просрёт рано или поздно. Может, и выплывет, ибо дерьмо не тонет, как известно. Но в его планы заботиться о тебе не входит. Не мне так кому другому подсунет. И совершенно на других условиях.

От того, как он это сказал, у меня волосы дыбом встали. Он прав. Я могла достаться вовсе не красавчику Гене.

– А пансион? Пансион платить будешь? Как бедной родственнице? – хлопаю я ресницами – тоже умею, между прочим. И лучше сейчас под дурочку косить. Мозг лихорадочно пытается вырваться из капкана.

– Буду, – словно лапой по столешнице приложил. Прямолинейный мой Крокодилище.

– Без куска хлеба не останусь, по миру не пойду, – бормочу, снизив тон.

В груди разбухает, как сухарь, кинутый в воду, отчаяние. Если всё правда, что он рассказал, то Крокодил – мой благодетель, а я недалека от пропасти.

Я ведь ничего не умею. Ни работать, ни выживать. Мне хватало сильной мамы, что заботилась обо мне. А тот год, что я прожила без неё, не в счёт. У меня всё было и даже больше, чем нужно. Святославик не скупился, хоть и сволочь.

– Зря иронизируешь, – снова подаёт он голос, а мне уши заткнуть хочется: невыносимо его слышать. И тон этот, и уверенность.

– Я могу подумать? – поднимаю глаза.

– День, – жёстко и категорично.

– Тогда не будем тратить время. Мне нужно в одно место попасть. Ты поможешь, а я после этого дам ответ.

Он соглашается не сразу. Думает. Смотрит на меня. Что-то прикидывает.

Да, он мог меня припугнуть и принудить. Но ничего подобного делать не стал. Может, именно это добавило ему очко в карму.

Я не хотела выходить замуж. Не о таком мечтала, между прочим. В грёзах, как и большинство девочек, я видела себя в воздушном белом платье, фате, в туфельках на каблучках – вся такая неземная и красивая.

По большой любви собиралась семью заводить. И вот этот вариант меня никак не устраивал, ни в одни ворота не лез. И уж коль Крокодил добр, то я воспользуюсь этим. Как он там сказал? Не стал бы долг требовать? Вот и замечательно. Если всё у меня получится, придётся ему в других местах искать возвышенных и чистых, добродетельных и неискушённых.

Окончательный крах империи

Востриков Семён Иванович – мамин управляющий. Мужичонка ушлый, дело своё знающий. Мама ему доверяла, но проверяла.

– Сеню-Ваню надо держать вот здесь, – трясла она плотно сжатым кулачком. – И желательно за такое место, о котором девушкам до поры до времени знать не обязательно.

Меня это смешило. Маленький Востриков, с аккуратным пузиком и без того выглядел временами как за то самое место ухваченный. Маму он побаивался, ещё больше – уважал и гадить не смел.

При всей своей непрезентабельности, Сеня-Ваня обладал цепким изворотливым умом и дела вёл весьма успешно.

К нему-то я и отправилась, как только Крокодил согласился дать отсрочку нашим неземным чувствам.

Вострикова я подловила возле офиса. Господин управляющий за тот год, что я его не видела, раздобрел ещё больше и щёчки отрастил лоснящиеся, глазки закрывающие.

Меня он увидеть никак не ожидал. Взгляд затравленной крысы сказал о многом.

– Поговорим? – схватила я его за рукав клетчатого пиджачка, что трещал в плечах и некрасиво оттопыривался на пузе и пятой раскормленной точке.

– Госпожа Белая, – осклабился Сеня-Ваня в улыбке, похоронившей под щеками оставшиеся прорези от глаз. – Какая приятная неожиданность!

По тому, как кинул он острый взгляд в сторону Крокодила, я поняла, что хватку он свою не растерял и соображалка у него работает прекрасно, несмотря на некоторые излишества жировых отложений.

При Северине я беседы вести не хотела, но наедине с Востриковым он меня оставлять не стал. То ли боялся, что я дам дёру, то ли решил контролировать любые процессы.

Разговор получился весьма продуктивным и коротким.

– Ну, подобные вопросы задавать вам нужно было до того, а не после, – всплеснул он ручками и прокрутил на пальце-сардельке обручальное кольцо – тонкий золотой ободок, который, наверное, оторвут с пальцем, если вдруг надумают его ограбить. – К сожалению, всё так и есть, Лилия. Мама ваша была слишком молода, чтобы оставлять завещания. Кто в таком возрасте думает о вечном? Правильно, никто. И по закону вам бы тоже что-нибудь перепало, но, на момент вступления в наследство, вы отказались от всего. А точнее, подписали бумаги в пользу э-э-э… господина Алдошина. А посему, – снова развёл он руками, – остались ни с чем. Мда-с. Вот так оно и бывает. И речь не идёт о мошенничестве, заметьте. Вам на тот момент исполнилось восемнадцать. Вас никто не принуждал. А бумаги, как известно, нужно читать, прежде чем подписывать.

– То есть я осталась ни с чем? – всё же уточняю, чтобы понять, в глубину какой прямой кишки я провалилась.

– Получается, так, – сверкает, как хорёк, глазами Востриков и проворно облизывает тонкие губы.

Не то, чтобы я на что-то надеялась… Да нет же, я всё же надеялась, что у меня хоть что-то осталось. А в итоге – ни кола ни двора, как и говорил Гена Крокодил.

У меня осталось несколько карточек. Одна из них – на экстренный случай. Её мне подарила мама ещё когда жива была. Но сейчас я даже вспомнить не могла, сколько там денег и не просрочена ли она. Как-то меня все эти мелочи совершенно не заботили. Жила одним днём.

Хуже всего, я совершенно не знала жизни, не умела о себе заботиться. Не представляла, как это – жить без денег. Об экономии речи не шло. Вряд ли я смогла бы, например, снять квартиру, устроиться на работу, питаться скромно. Я понятия не имела, как правильно продукты в магазине выбирать. Жизнь меня к такому не готовила. И, может, я бы адаптировалась, но на это нужно было время. Его я тоже не имела.