Пэлем Вудхауз - Положитесь на Псмита

— Господи! Только подумать!

— Что именно, товарищ Трипвуд?

— Только подумать, что вы знакомы с Филлис и ее мужем!

— Совпадение, пожалуй, странное, но тем не менее так оно и есть. Не раз вкушал я холодный ростбиф под их кровом в воскресные вечера и весьма вам обязан за предоставление мне подобной возможности отплатить им за гостеприимство. Благодарю вас!

— Не за что, — сказал Фредди, несколько оглушенный таким красноречием.

— Даже если это скромное предприятие завершится катастрофой, мысль, что я сделал для юной пары все, что в моих силах, будет служить для меня источником утешения, покуда я буду отбывать положенный срок за решеткой. Она будет подбодрять меня. Тюремщики будут скопляться у моих дверей послушать, как я распеваю в моей темнице. Моя любимая крыса, подбирая скудные крохи моего завтрака, будет дивиться, почему я весело насвистываю, щипля утреннюю порцию пакли. По воскресеньям я буду присоединяться к церковному хору с таким самозабвением, что душа капеллана возликует. То есть, если произойдет нечто непредвиденное и меня, используя технический термин, что называется, «загребут». Я говорю «если», — продолжал Псмит, сурово взирая на своего собеседника, — но у меня нет ни малейшего намерения быть загребенным. До сих пор я не занимался преступной деятельностью в широком масштабе, но что-то подсказывает мне, что в грязь лицом я не ударю. Я с уверенностью предвкушаю быстро и четко проведенную операцию. А теперь, товарищ Трипвуд, прошу у вас извинения, но я вынужден оборвать наш дружеский разговор и схватиться не на жизнь, а на смерть со стихами старины Мактодда. При беглом с ними знакомстве ни малейшего смысла они не обнаруживают. По-моему, у мальчика не все дома. Да, кстати, вы случайно не знаете, что означает выражение «сквозь бледную параболу Восторга»? Я так и полагал. Ну, пока-пока, товарищ Трипвуд. Я попрошу вас на время удалиться в ваш угол и некоторое время самому себя развлекать. Мне же необходимо сосредоточиться. Сосредоточиться.

И Псмит, закинув ноги на противоположное сиденье, открыл лиловый томик и погрузился в него. Фредди, который все еще не мог привести свои мысли в порядок, смотрел на проносящиеся мимо пейзажи со смешанным чувством, слагавшимся в равных долях из безоблачной радости и скверных предчувствий.

Хотя стрелки станционных часов показывали начало десятого, тем не менее, когда к платформе Маркет-Бландингс подошел поезд и извергнул своих именитых пассажиров, вечер, казалось, только-только наступал. Солнце, как обычно, попавшись на крючок закона о летнем времени, закатилось лишь несколько минут назад, и золотые отсветы зари еще ложились на луга, между которыми, мурлыча, катил автомобиль, встретивший поезд на станции городка в двух милях от замка. Когда они миновали величественные каменные столбы ворот и начали следовать извивам подъездной дороги, тихая песня мотора словно лишь подчеркивала успокоительную тишину, а не нарушала ее. Воздух был напоен неописуемым английским благоуханием. Где-то в отдалении позвякивали овечьи колокольцы, кролики, помахивая пушистыми хвостиками, перебегали дорогу, а один раз за деревьями мелькнуло стадо вспугнутых оленей. Магическое безмолвие нарушал только переливчатый голос лорда Эмсуорта — возвращение в любимое поместье подействовало на его сиятельство возбуждающе. И отличие от своего сына Фредди, который в уголке безмолвно боролся то с надеждами, то со страхами, лорд Эмсуорт с той секунды, как автомобиль въехал в парк, извергал настоящую словесную Ниагару. Пронзительным тенорком, возбужденно жестикулируя, он указывал Псмиту на исторические дубы и на рододендроны с интересным прошлым. Монолог его, когда ближе к замку они закружили между цветниками, стал лирическим и превратился в своего рода гимн радости, в который минорной темой вплетались неодобрительные замечания по адресу Ангуса Макаллистера.

Бич, дворецкий, заботливо выгрузив их из машины перед парадным входом, доложил, что ее милость с мисс Пиви пьет послеобеденный кофе в беседке у лужайки для игры в шары, и вскоре Псмит под водительством его сиятельства уже пожимал руку величественной красавице, в которой — хотя в эту минуту она была само дружелюбие — он ощутил нечто весьма и весьма внушительное. Эстетически внешность леди Констанции его восхитила, но он не скрыл от себя, что в данных своеобразных обстоятельствах он предпочел бы более хрупкое и нежное создание. При взгляде на леди Констанцию становилось ясно, что всякий, кому будет предложен выбор украсть у нее что-нибудь или разворошить короткой тростью осиное гнездо, поступит благоразумно, если выберет второе.

— Здравствуйте, мистер Мактодд! — гостеприимно сказала леди Констанция. — Я так рада, что вам все-таки удалось приехать.

Псмита несколько удивило это «все-таки», но в настоящий момент пищи для размышлений было столько, что анализировать мелкие словесные неясности у него ни малейшего желания не возникло. Он пожал руку леди Констанции и сказал, что она очень любезна.

— Общество наше пока невелико, — продолжала леди Констанция, — но вскоре оно заметно увеличится. А сейчас у нас в гостях только Эйлин и вы. Ах, простите, мне следовало бы… Мисс Пиви, мистер Мактодд.

Тоненькая грациозная женщина, которая все это время пребывала в состоянии анабиоза, устремив на Псмита восторженный взгляд больших томных глаз, сделала шаг вперед, сжала руку Псмита в ладонях и голосом, как обретшие звучание густые сливки, произнесла одно благоговейное слово:

— Maitre!

— Прошу прощения? — сказал Псмит. Практически при любых обстоятельствах он был способен держаться с невозмутимым достоинством, однако под воздействием мисс Эйлин Пиви его самообладание пошло мелкими трещинками.

Мисс Пиви часто действовала так на мужчин, не наделенных возвышенными душами, — и особенно по утрам, пока такие мужчины еще не успевают собраться с силами. Когда она спускалась к первому завтраку в загородном доме, где гостила, храбрецы, накануне припозднившиеся, содрогались и старались укрыться за газетами. Она была из тех женщин, которые сообщают мужчине, приподымающему пальцами смыкающиеся веки и пытающемуся исцелить раскалывающуюся голову крепким чаем, что она встала в шесть и любовалась, как утренняя роса исчезает с листьев и стебельков, — и не думает ли он, что прядки утреннего тумана — это свадебные наряды эльфов? У нее были большие, прекрасные, грустные глаза и манера мечтательно поникать.

— Мэтр! — сказала мисс Пиви, деликатно переводя французское слово.

Найти адекватный ответ на такую реплику было сложно, и Псмит ограничился тем, что благожелательно осиял ее сквозь монокль.