Пэлем Вудхауз - Положитесь на Псмита

Ему было уже не до свиста. Он подобрал камушек и швырнул его в ближайшее окно.

Ничего не произошло. Тот, кто спал там, продолжал тать. Небо порозовело, защебетали пичужки в плюще, другие запели в кустах. Короче говоря, вся Природа пробуждалась — кроме невидимого лентяя в комнате над ним.

Бакстер швырнул второй камушек…

Руперту Бакстеру мнилось, что он стоит тут и швыряет камешки целую кошмарную вечность. Вся Вселенная теперь сосредоточилась в его усилии пробудить это дрыхнущее бревно, и на краткое мгновение усталость исчезла, вытесненная чем-то вроде священной ярости викинга в кровавой сече. И в его сознании, словно память из какой-то предыдущей жизни, всплыла картина: кто-то стоит почти на том же месте, где он стоит теперь, и бросает в окно цветочный горшок, целясь в кого-то. Кто бросил горшок и в кого, он в эту минуту припомнить не мог, но его сознание сосредоточилось на самой сути, на неопровержимом факте, что исходная идея этого некто была абсолютно здравой. Время было не для камешков. Камешки легковесны и неадекватны. В один голос пичужки, ветерки, кузнечики — весь хор Природы, пробуждающейся к новому дню, казалось, кричал ему: «Вырази это цветочным горшком!»

Способность спать крепко и сладко — это, как уже указывалось выше в данном безыскусном повествовании о простой домашней жизни высших английских сословий, неотъемлемая привилегия тех, кто не умеет мыслить быстро. Лорд Эмсуорт, который в последний раз мыслил быстро летом 1874 года, когда услышал шаги своего отца, приближающиеся к сеновалу, где он, пятнадцатилетний подросток, курил свою первую сигару, спал как никто другой. Начинал о рано, а кончал поздно. Он любил скромно похвастать, что за двадцать с лишним лет неизменно отсыпал свои полные восемь часов. Обычно же граф умудрялся дотягивать почти до десяти.

С другой стороны, люди, как правило, не швыряли к нему в окно цветочные горшки в четыре утра.

Но даже при таком непривычном гандикапе он мужественно боролся за сохранение своего рекорда. Первый метательный снаряд Бакстера, поразив козетку, не внес изменения в ритм дыхания его сиятельства. Второй, вмазав в ковер, заставил его перевернуться на другой бок. И только третий, резко натолкнувшийся на его сгорбленную спину, полностью его разбудил. Он сел на кровати и уставился на этот инородный предмет.

В момент пробуждения его первым чувством, как ни странно, было облегчение. Удар в спину пробудил его от неприятного сна, в котором он спорил с Ангусом Макаллистером о весенней высадке луковиц, и Макаллистер, потерпев полный словесный разгром, ударил его мотыгой по ребрам. Даже во сне лорд Эмсуорт замер в недоумении, не зная, как ему поступить. И когда он вдруг проснулся и увидел, что находится не в саду, а у себя в спальне, в первые секунды он только радовался: необходимость принять то или иное решение в худшем случае отодвинулась в будущее! В дальнейшем Ангус Макаллистер, конечно, мог ударить его мотыгой по ребрам, но пока он этого еще не сделал.

Затем последовал период смутного недоумения. Он посмотрел на цветочный горшок. Тот ему ничего не сказал. Сам он его сюда не клал. Он никогда не брал с собой в постель цветочных горшков. Как-то в детстве он взял туда своего любимого кролика, который издох, но цветочные горшки — никогда! Абсолютная загадка, и граф, не в состоянии ее решить, уже собрался в традиции государственных мужей вновь предаться сну, как вдруг что-то большое и плотное со свистом влетело в открытое окно и ударилось о стену, где разлетелось вдребезги. Однако не на столь уж мелкие кусочки, и он без труда определил, что в пору расцвета это тоже было цветочным горшком. Тут его взгляд упал на ковер, а затем на козетку, и загадка стала еще более загадочной. Высокородный Фредди Трипвуд, обладатель сквернейшего голоса, но стойкий любитель петь, последнее время изводил своего батюшку, мурлыча балладу, завершавшуюся такими строками:

Лорд Эмсуорт логично предположил, что дело зашло много дальше и теперь из туч сыплются цветочные горшки.

Обычно ко всем житейским перипетиям граф Эмсуорт относился с рассеянным безразличием, но этот феномен был настолько поразителен, что он почувствовал любознательное волнение. Его мозг все еще отказывался искать ответа на вопрос, с какой стати кому-то понадобилось швырять цветочные горшки к нему в спальню в подобный час — как, впрочем, и в любой час, если на то пошло, — но, решил он, почему бы не поглядеть, что это за оригинал.

Надев пенсне, он выпрыгнул из кровати и зарысил к окну. Но на пути туда в нем пробудилось смутное воспоминание, как за несколько минут до этого оно пробудилось у Компетентного Бакстера. Ему вспомнился странный случай: несколько дней тому назад эта прелестная девушка, мисс Как Бишь Ее Там, сообщила ему, что его секретарь бросался цветочными горшками в этого поэта, в Мактодца. Его, он вспомнил, очень раздосадовало, что Бакстер до такой степени забылся. Теперь же он был не столько раздосадован, сколько испуган. Каждой собаке дозволено куснуть один раз, не навлекая на себя подозрения в бешенстве, и точно так же, если взглянуть надело шире, каждому человеку дозволено метнуть один цветочный горшок. Но на подобную привычку мы посмотрим косо. Эта непонятная страсть, казалось, приобретала над Бакстером все большую власть, словно наркотик, и лорду Эмсуорту это весьма не нравилось. Никогда прежде он не подозревал своего секретаря в психической неуравновешенности, но теперь, подбираясь на цыпочках к окну, он подумал, что бакстеровский тип — люди энергичные и беспокойные — это именно тот тип, который легко свихивается. Именно такую катастрофу, сказал себе граф, ему следовало бы давно предвидеть. Изо дня в день, с той самой минуты, когда он появился в замке, Руперт Бакстер напрягал свой мозг, и вот теперь вывихнул его. Лорд Эмсуорт робко прищурился из-за занавески.

Его худшие страхи подтвердились. Да, это был Бакстер, и к тому же взлохмаченный, безумноглазый Бакстер, одетый в лимонную пижаму, что вообще превосходило всякое вероятие.

Лорд Эмсуорт попятился от окна. Ему вполне хватило того, что он увидел. Почему-то совсем его доконала пижама, и он впал в состояние, близкое к панике. То обстоятельство, что Бакстер стал настоящим рабом своей загадочной мании и даже не потрудился одеться прилично перед тем, как отправиться в очередной раз метать цветочные горшки, делало происходящее совсем уж печальным и безнадежным. Рассеянный пэр не был жалким трусом, но его юность осталась далеко позади, и он с удивительной ясностью ощутил, что умиротворять впавших в амок секретарей следует человеку помоложе. Он прокрался через спальню и приотворил дверь. У него созрело решение поручить эту миссию посреднику.