Пэлем Вудхауз - Положитесь на Псмита

— Не перебивайте! Я знаю, они там, а потому, когда он уедет на бал, мы воспользуемся его отсутствием, все там перероем и найдем их.

— Но послушайте!

Ева вновь подавила свое нетерпение.

— Ну?

— Вы действительно думаете, что колье у этого типа?

— Не думаю, а знаю.

— Так лучше же и не придумать! Ведь сюда его устроил я, чтобы он стибрил колье для дяди Джозефа.

— Что?

— Во-во. Понимаете, меня начало заедать сомнение, справлюсь ли я в одиночку. Вот я и привлек этого типа. Организовал, так сказать, шайку.

— Сюда его устроили вы? То есть вы вызвали его и научили выдать себя за мистера Мактодда?

— Ну-у… не совсем. Он уже ехал сюда как Мактодд, насколько я понял. Только я еще раньше обговорил с ним это дело и попросил его слямзить колье.

— То есть вы близко его знаете? Он ваш друг?

— Не совсем… Но он сказал, что он большой приятель Филлис и ее мужа.

— Он вам это сказал?

— Во-во. — Когда?

— В поезде.

— Я спросила: до того, как вы поговорили с ним о колье, или после?

— А? Дайте сообразить. После.

— Вы уверены? -Да.

— Расскажите мне точно, что произошло, — потребовала Ева. — Я ничего не понимаю.

Фредди привел свои мысли в порядок.

— Значит, так. Для начала я сказал дяде Джозефу, что слямзю колье и отдам ему, а он сказал, что даст мне за это тысячу фунтов. По правде говоря, он обещал две. Очень с его стороны порядочно. То есть так я тогда подумал. Пока все ясно?

— Да.

— Ну, потом мне стало немножко не по себе. Начал, понимаете, сомневаться, не слишком ли я замахнулся.

— Да.

— И тут я увидел объявление в газете.

— Объявление? Какое объявление?

— Ну, в газете было объявление, что если кому-то надо что-то сделать, так пусть обратится к этому типу. Ну, я написал ему письмо, поехал в Лондон и поговорил с ним в вестибюле «Пикадилли паласа». Но только, к несчастью, я обещал папаше вернуться домой на поезде двенадцать пятьдесят, так что в середине разговора мне пришлось помчаться на вокзал. Наверное, он счел меня ослом — так мне потом показалось. Ведь, собственно, я сказал только: «Вы не слямзите колье моей тети?» — и кинулся на вокзал. Думал, больше я его не увижу. Но в пятичасовом поезде — на двенадцать пятьдесят я опоздал — гляжу: вот он. А тут папаша просачивается в купе и представляет его мне как Мактодда, поэта. Потом папаша испаряется, а этот тип говорит мне, что он вовсе не Мактодд, и только делает вид.

— И вам это не показалось странным?

— Да, пожалуй. Вроде того.

— А вы не спросили его, почему он позволил себе такую эксцентричность?

— Конечно, спросил. Только он ответил, что не скажет. И сам меня спросил, зачем мне нужно, чтобы у тети Конни слямзили колье. И мне вдруг пришло в голову, что все складывается очень даже удачно: ну, что он едет в замок, как будто так и надо. И будет на месте, понимаете? Ну, я рассказал ему про Филлис, и вот тогда он и сказал, что дружит с ней и с ее мужем уже много лет. Тогда мы и договорились, что он сцапает колье и передаст его дальше. По правде сказать, он мне показался симпатичным. Прямо объявил, что денег ему никаких не надо.

Ева засмеялась горьким смехом.

— А зачем они ему, если он забрал брильянтов на двадцать тысяч фунтов и решил их присвоить? Ах, Фредди, мне казалось, что даже вы могли бы сообразить, с кем имеете дело. Вы сообщаете абсолютно незнакомому человеку, что там-то и там-то дорогое колье только и ждет, чтобы его украли, потом встречаете этого человека, когда он едет красть колье, и безоговорочно верите ему, потому лишь, что, по его словам, он знаком с Филлис, — а он узнал про нее из ваших же слов лишь за несколько минут до этого! Ну, право же, Фредди!

Высокородный Фредди потер свой безупречно выбритый подбородок.

— Если взглянуть так, действительно получается что-то не то. Только он очень приятный тип. Веселый и все такое прочее. Он мне понравился.

— Чепуха какая!

— Так ведь он и вам понравился. То есть вы все с ним да с ним.

— Я его ненавижу! — объявила Ева гневно. — И жалею, что вообще с ним познакомилась. А если я допущу, чтобы он удрал с колье и лишил бедняжку Филлис ее денег, я… я…

Она вздернула к звездам подбородок, исполненный железной решимости. Фредди глядел на нее с восхищением.

— Знаете что? Вы самая чудесная девушка на свете, — сказал он.

— Нет, у него ничего не выйдет, пусть мне придется разобрать эту лачугу по досточкам!

— Когда вы вот так вздергиваете голову, то напоминаете мне эту… ну, эту… звезду. Знаете, она еще играла в «Замужем за сатиром». Только, — поторопился добавить Фредди, — она и в половину не такая красивая. Я, собственно, давно мечтал об этом бале, но теперь мне все равно, если я на него не попаду. То есть нас это как-то сближает, если вы понимаете, о чем я. Нет, честно, шутки в сторону, вы не думаете, что любовь может в один прекрасный день пробудиться в ва…

— Нам, естественно, понадобится лампа, — сказала Ева. — А?

— Лампа. Чтобы мы светили себе, когда будем искать. Фредди неохотно смирился с тем, что миг нежных признаний еще не наступил.

— Лампа? Ах да! Ну, конечно. Еще бы!

— И лучше две, — сказала Ева. — Встретимся здесь через полчаса после того, как все уедут на бал.

Гостиная лесного приюта Псмита даже в дни своей славы в смысле интерьера оставляла желать лучшего, но когда Ева через час после разговора с Фредди на террасе оторвалась от трудов своих и оглядела их при свете лампы, комната эта являла собой такую жуткую картину, что потрясла бы и невзыска-тельного лесника, некогда тут обитавшего. Даже Фредди, юноша маловпечатлительный, казалось, испытывал благоговейный ужас перед руинами, в сотворение которых вложил свою лепту.

— Ух ты! — заметил он. — Послушайте, а мы тут все слегка вверх дном перевернули.

Это не было преувеличением. Ева пришла сюда искать, и искала она систематически и тщательно. Рваный ковер валялся в углу неаппетитной кучей. Стол был перевернут, из пола выдраны половицы, из очага — кирпичи. Набитый конским волосом диван был весь исполосован, единственная в комнате небольшая подушка лежала выпотрошенная в углу, а ее начинка была разбросана на север, юг, восток и запад. И всюду сажа — на стенах, на полу, на каминной решетке и на Фредди. В камине покоилась пара дохлых летучих мышей — дополнительный плод розысков, которые Фредди провел в трубе, много месяцев не прочищавшейся. Роскошной гостиная не была никогда, теперь она не была даже уютной.

Ева промолчала. Она подавляла кипевшее в ее душе совершенно несправедливое, как у нее достало честности признать, но лихорадочное раздражение по адресу своего безупречно галантного и услужливого помощника. Она понимала, что это нехорошее чувство. Злость из-за неудачи с поисками брильянтов была извинительной, но никакого права злиться на Фредди она не имела. Не его вина, что из трубы хлынул поток сажи, а не драгоценностей. Если он молил о колье, но получил взамен дохлую летучую мышь, его следовало пожалеть, а не порицать. И тем не менее Ева, глядя на его чумазое лицо, дорого дала бы, лишь бы завизжать и швырнуть в него чем-либо. Ибо высокородный Фредди имел несчастье принадлежать к тому злополучному типу людей, на которых в минуты душевного волнения возлагают вину за все.