Игорь Веселов - «Футляр времени», или Хроники одной хрени

Гидом по ферме, огромной в размерах, обнаружился тот, с колесообразными ногами. Молчаливо водящий неожиданных гостей по территории смотрел в сторону. Увиденное акцептно комментировал Ринат. В накинутых, понятно, несвежих халата студенты наблюдали гигантских свиноматок, молочно-розовую визжащую молодь.

Наконец, толпа подведена к закутку, где разместилась железная большая клетка, похожая на пенал. Там, в натуральную величину деревянный муляж свиньи, который, в этот момент покрывает настоящий колосс – пятнистый самец. Содрогаясь от желания, он отдавал драгоценное семя. Животное не догадывается, что его нагло обманывают – время естественного гона подменяют онанистическими телодвижениями, а таинство – публичностью.

Девочки смотрят на такой «опорос» открыв, невынужденно, рты и без жеманства. Ринат же, судя по его улыбчивому лицу, был крайне доволен произведенным на молодых посетителей, эффектом.

Жека, в свою очередь, изредка, ловя на себе уважительные взгляды, так недавно, впечатленного его биографией, коротышки, чувствовал себя, слегка, героем уголовных хроник.

Когда окончательно садились в нетерпеливый автобус куратор двух недель отозвал Борисова в сторону и давясь правильной речью торопливо изрекает:

– Знаешь, почему везде неурожай? Не из-за плохих погодных условий – просто забыли посадить. А это тебе, но прочитаешь когда будешь дома. Пообещай! – и сует свернутый в трубку небольшой листок. Каким-то сгорбленным возвращается на крыльцо конторы, что при ферме.

С этого самого дня Борисов Евгений, в дальнейшем, начинает получать знаки чего-то непонятного, зашифрованного. То послание – первое.

А на засаленной бумаге пушкинской каллиграфией, с завитками:

– Женя, готовься к трудностям и возможным страданиям, но земного счастья тебе не избежать. Знаю. (Подпись, состоящая, вроде бы, из трех букв, сильно размыта, но первая угадывалась как «Б»).

Мистический текст, переданный полуграмотным Ринатом, тогда не произвел никакого впечатления – и был отправлен в мусорное ведро.

________________________//______________________________

Вот они заходят в дремотно освещенное помещение чтобы сдать набранное: алюминиевые банки, стеклотару, пахнущую тряпичной прелостью ветошь. Встречает их заросший, неприветливый приемщик Василий Филатович Чебану – сорокалетний молдаванин в черной бороде, которая, кажется растет прямо из глаз, а на жирной пятерне волосы достигают ногтей – этакий снежный человек – брюнет

За три года, что приехал сюда, для селянина – мигранта, из-под Бендер, сделал головокружительную карьеру – от гастарбайтера – разнорабочего до хозяина пункта скупки вторсырья. Он как-то сказал Евгению, при этом презрительно сощурившись:

– У бедных, как ты, всегда будет мало денег, поскольку вас много,– и клокочущее рассмеялся показывая гнилые зубы.

В таком примитивно-диалектическом рассуждении просвечивает ненависть к, когда-то, подобным себе.

А сейчас перед ним, дурно, но с красивым акцентом, говорящему по-русски, суетливыми движениями раскладывают по кучкам свой помоечный товар двое деклассированных, один из которых кандидат наук. Гримаса судьбы, вернее ее судороги.

Как, наверное, многим, кто попал из «грязи» в «князи», Чебану льстит, что эта пара зависима от его настроения. Сегодня он не в духе. Пробежав глазами по принесенному цедит:

– За все ваше – сто рублей

Борисов привычно кивает согласием, но тут Светка, прямо-таки, заголосила:

– Побойся Бога, Василий, здесь же на все двести! Не будь мудилой!

Гуцула не пугает возможная кара Всевышнего:

– Забирайте свое дерьмо и быстро вон отсюда! Я не Господь, чтобы любить всех – крокодил тоже любит человечество, только по-своему,– такая пламенная речь, где вместо «е» одни «э», действует на нее успокаивающе,– ну хорошо, хорошо, будь по-твоему.

Обе стороны прекрасно понимают – объективизм в товарно-денежных отношениях никогда не будет свойственен ни покупателю ни продавцу – соглашательская политика прерогатива того, кто не хозяин положения. Правда Жека понимает – этот молдавский «Карл Маркс» в мыслях, вряд ли, так изощрен как он.

За ними уже выстроилась небольшая очередь – это завсегдатаи. Их голоса торопят впереди стоящих завершить сделку.

Постоянные посетители царства утиля, как правило, довольно опрятно одетые старики со среднестатистическими пенсиями и «синяки» к категории которых, с некоторых пор, относит себя и Борисов. Однажды, ночью, ему, даже придумалось – он, путешествующий сознанием, что-то, вроде, пилигрима во времени.

Чебану бросает деньги на грязный кафель – металлические десятирублевки со звоном подпрыгивают и катятся.

Собирая монеты с полу, Евгения клинит тихой фразой:

– Ничего, сочтемся. Просто жизнь, пока, мне не «улыбнулась».

– Иди, иди,– слегка встревожен хозяин заведения.

Зажав собранное, и ничего не сказав в ответ, выходит за дверь – там его уже ждет Светлана.

Снег пенопластово хрустит под ногами. Сквозь морозную дымку окончательно пробилось солнышко. Им предстоит шестикилометровый променад – до свалки. Приходит в голову дурацкая и, совсем, непарадоксальная мысль, когда он смотрит на тепло укутанных, идущих на встречу, людей: «В этом северном городе точно два сезона – зима и лето, а их отличие только в том, что, в одном случае, одежды глухо застегнуты, а в другом – нараспашку, но одеты его жители, всегда, в то же самое», – получилось вроде некоей словесной несуразицы.

Пока шли – не разговаривали.

От главного героя:

«Сродни каламбуру: смерть неотъемлемая часть жизни».

________________________//______________________________

Октябрь – начало учебного года, первый семестр. Назначен куратор и вывешено расписание занятий. Женька Борисов с головой окунается в студенческую жизнь.

В стенах университета случаются редкие встречи с Ириной, но они не носят, теперь, для него, переживательный характер – в мыслях, только, далекая Римма, а со своей бывшей, лишь привет-привет.

Раз в неделю Жека пишет письмо в Кострому – оттуда, полный нежности ответ.

Еще у них бывает межгород. Когда сквозь помехи доносится голос любимой, сердце начинает учащенно биться. Разговоры односложны:

– Здравствуй. Как ты?

– Очень скучаю по тебе.

– Я тоже…

После такого хочется петь. На том конце могут и поплакать, его голос, тоже, предательски дрожит. Три-пять минут заказанного времени проходят быстро.

И так уж получается, что сухие подробности в коротких письмах, а эмоции – в телефонных трубках.

Сорокарублевая стипендия толкает Борисова найти дополнительный приработок в качестве ночного сторожа в детском саду. Место, для студента, поистине золотое – тут тебе дежурство сутки через двое, к тому же недалеко от дома, и зарплата в семьдесят целковых. А из обязанностей полная ерунда – в семь вечера закрыть садик, в пять утра открыть, включив, одновременно, электроплиту на кухне. В общем, работа в кайф.