Игорь Веселов - «Футляр времени», или Хроники одной хрени

Трудоустроила, «ночным директором» Евгения бабушка, использовав свои старые связи в роно.

Коллегами по охране дошкольного объекта оказались пенсионер Аркадий Николаевич и его внук Аркаша – Жекин ровесник.

В прошлом, дед – дамский парикмахер – шаркающая походка, не по возрасту трясущаяся голова и крепчающий маразм, делящий мир на отвратительное и еще более гадкое. Мог доверительно пожаловаться Жеке, когда, тот, его сменял в выходные, на несовершенство правил игры в хоккей на траве или яростно негодовать по поводу фонетической сложности венгерского языка.

Суждения и проводимые им аналогии, подчас, были интересными – так, например, сказать о своей нынешней работе: «Только сторожа и проститутки спят за деньги»,– а еще добавить: «Нас две категории – те, которые могут «просрать» вверенное имущество, и те, что способны украсть это».

Его философия бытия сводилась к одной квинтэссенции: «Удачно прожить – значит в год начать ходить, а за восемьдесят – продолжать передвигаться самостоятельно».

Под стать ему и внучок. Внешне замкнутый в себе, по большей части молчаливый – этот парень, с точеным профилем Жерара Филиппа, при пересменках, неизменно, и на полном серьезе, повторял одно и тоже: «Евгений, сдаю Вам пост. Бди, не щадя живота своего, за социалистической собственностью. Народ доверяет тебе»,– и т.д., в том же духе ерничества. Евгения раздражала эта пафосная белиберда и как-то было сказано: «Знаешь, Аркаш, когда в твое дежурство, вдруг, залезут, что будет? » – и, не дожидаясь ответа: «Воры, возможно, и сгинут, а вот ты, точно, под себя сходишь. Не провоняй садик!»

Тогда «странноватый» лишь хмыкнул. Позже узналось, что он периодически ложился в психиатричку. Проживали они вдвоем с дедом (у матери своя семья, отец давно умер). Старый и малый были, как бы, на одной «волне» словесного хаоса.

Потом получилось – на свою же голову и «накаркал». Перед самым Новым годом совершена попытка ночью проникнуть в здание детсада и это тогда, когда Жека лежал на продавленной раскладушке в комнате для охраны.

Сквозь чуткий сон услышаны чьи-то осторожные шаги. Стало как-то не по себе. Привстал. В тягучей тишине громче громкого заскрипел брезентово-алюминиевый топчан. В кромешной темноте нашарил заранее, на всякий случай (он видимо представился), приготовленную арматурину. Сейчас, он будет защищать то, что ему доверено.

Осторожно открывает дверь и вглядывается в полумрак коридора. Посторонних звуков, вроде, не слышно. Вспыхивает свет. Никого не видно, только на линолеуме мокрые следы. По ним видно – здесь один человек. Ладно хоть так, но все равно страшновато, а если отъявленный рецидивист? Сразу рисуется жуткая картина, как из-за угла нападают и вот уже темным пятном по серому свитеру расплывается пятно крови – и ни чья-нибудь, а Евгения.

Страхом решено кричать:

– Выходи гадина! Тебе конец! – и так, с некоторыми вариациями, несколько раз, с истеричными нотками.

Где-то затаился враг. «Может запереться у себя, в каморке?» – малодушием мелькнуло. Но тут, за спиной, раздается шорох и, резко обернувшись, видит – в конце всегда освещенного музыкального, зала, темный силуэт. Сразу сообразил: «Боится меня»,– и рванул за ним. Преследование, бежавшего к запасному выходу, было парасекундным и ребристая железяка, у самого порога, легла между лопаток чужака в ватнике – хорошо, не по башке. Под ней, упав на колени, заверещали, когда Жека сел ему на спину:

– Не трожь меня! Я ничего не взял!– от шапки незнакомца пахло чем-то неприятным.

Теперь «храбрый» сторож ослабил хватку.

– Что ты, гнида, здесь делаешь?– поднимая, за шкирку, с пола доходяжного мужика, лет сорока, как можно строже спросил он. Лицом к нему стоял плохо одетый косматый тип, довольно высокий, вровень с ним.

Дверь запасного была приоткрыта – значит он проник через нее. Подталкивая, перед собой, неудачливого взломщика Евгений двинулся в кабинет заведующей – позвонить по «02», но сначала решил запереть незваного гостя в своей комнатке. Этот тип покорно позволил закрыть себя.

Но единственный телефон, почему-то, не работал, хотя еще вечером по нему звонил бабушке. «Как быть? Идти до таксофона? Далековато. Если отпустить – слишком гуманно. Оставлю его до прихода поваров и, показав «добычу», пинком, под зад, на улицу»,– спускаясь со второго этажа, кумекал Борисов.

Открывая дверь к себе, где недолго томится пленник, в руке продолжал держать свою железку – мало ли что. Щелкнул переключателем. От яркого света тот зажмурился и прикрылся ладонью.

Теперь его можно рассмотреть подробней. Заросшее щетиной лицо с неустойчивой мимикой, серо-голубые глаза, глубокий шрам через всю левую щеку и продолжающая смердить ушанка.

Кого-то, так неуловимо, ему он напоминает.

– Ты кто?– присев на стул, начал допрос человека, годившемуся ему, не менее чем, в отцы.

Тот молчалив, только по-лакейски сдернул головной убор

– Еще раз спрашиваю – откуда и куда? Что тебе здесь надо?– повышен голос и для убедительности потряхивается железный прут.

Покосившись на орудие своего задержания, чуть слышно:

– Назвали Женей, бомжую в этом районе, а сюда меня «голос» позвал.

– Ну и дела. Сумасшедший, ко всему прочему, еще и тезка, – придурковато-блаженных Жека побаивался, пусть, пока, и не встречался с такими воочию.

– Какой на х… «голос»?

– Думаю нашего Создателя.

– Бредить Евгений «Батькович» в милиции будешь, понял! – Евгений весь на восклицаниях.

Маргинал незряче посмотрел на вопрошаемого и, вдруг, широко улыбнулся, обнажив неровный ряд испорченных зубов:

– Точно Вам говорю – Его голос,– произносится с до боли знакомой интонацией.

Борисов спохватывается и смущен, уже повежливей:

– Случайно, не сильно ударил по спине?

Объявившийся одноименный смотрит в потолок, закатив глаза и нараспев:

– Уже три дня как Он приказывает мне зайти сюда ночью, открыть незакрытое и увидеть свое будущее. Я побоялся ослушаться. Поверьте, мне страшно,– он был похож на молящегося.

Жеку передернуло. Повеяло дешевой театральной постановкой:

– Что мне здесь кино рассказывать! Я сам проверял все двери. Просто обосрались, когда поняли – сдам ментам. Так?

Нет, не потому. Мне страшно за Вас, уважаемый. Только и всего. Отпустите меня, не делайте хуже,– совсем без угрозы.

Спокойный голос ночного собеседника гипнотически действует на Евгения. Словно в сомнамбулическом сне он провожает того, до выхода – тот неожиданно заперт. Оставив «косматого», Борисов обратно – за связкой ключей. Когда же вернулся – там никого не было, а дверь продолжала оставаться закрытой. Открыл ее – снег на крыльце девственно чист. Почему-то не удивился такому, но обошел весь первый этаж – все под замком, а на часах четыре утра.