Юрий Романов - Тайна великого Комбинатора и зигзаги любви

– О какой?

– Видишь ли, наше правительство на данный момент подготовило к всенародному обсуждению ПОСТАНОВЛЕНИЕ «О концентрации народных усилий» для решения глобальных хозяйственных проблем нашей страны: догнать Америку, но самое главное не обгонять её!

– Почему!

– А, чтобы весь мир не мог лицезреть наши ГОЛЫЕ ЗАДЫ !

– Неплохо! Неплохо! Надо признаться, это очень сво-еврее-мен-ное ПОСТАНОВЛЕНИЕ ! Действительно, на полках магазинов нашей великой страны явно имеются вакантные места для народных промтоваров и народных продуктов! Там даже нет следов всенародно любимой сушёной воблы, которую в период НЕПА продавали мешками, а теперь её продают только своим из-под полы и поштучно, да и нормального пива днём с огнём не найдёшь! Кстати, Вы, вероятно знаете, от кого произошла вобла? – и поскольку творческий коллектив молчал, сам же ответил:

– От кита, приплывшего из коммунизма!

– Знаете, почему в магазинах нет мяса? – Оскар сделал паузу. Со всех сторон послышались всевозможные догадки.

– Просто мы так быстро идем к коммунизму, что скотина… за нами не успевает!..

– А вот совсем недавно, – начал Вабник, – на туманном Альбионе прошёл международный конкурс художников «кто лучше изобразит голод». Там было написано множество картин, но победил художник из центральной Африки, – он во всё полотно размером три метра на три изобразил затянутую паутиной голую задницу и завязанный на три узла половой орган!

– Класс! На три узла говоришь!.. Хо-ро-ший ОРГАН ! Ну что по единой и поехали ко мне на фазенду. К этому же времени к нам должны подъехать мои замечательные барышни из Большого…

– Но вот мы и дома! Кстати, в этой родительской квартире прошли моя юность и часть отрочества. Здесь я начинал приобщаться к искусству. Многие из присутствующих знают, что мне посчастливилось после консерватории длительное время тренировать свой вокал в Большом. Чудесные были денёчки, хотя и была война, но мы были молоды и рвались на фронт, но некоторых из нас туда не пускали, по причине «полезности для общества нашей персоны» быть в тылу. И вряд ли кому известно, что мне однажды даже посчастливилось сыграть с Юрой-Усы в одной редкостной опере, повествующей о силе духа комиссара военных лет.

– Он тогда осветителем при Большом служил, так как по состоянию здоровья был признан не пригодным для боевых действий. В тот период балет и опера шли реже, чем сейчас. Поскольку в театре мужской персонал был в дефиците, то Юру-Усы, который, как Вы знаете, сейчас у нас работает токарем и по утрам восстанавливает свои профессиональные руки при помощи двух стаканов дефицитной водки. Но тогда он был молод, и ему достаточно было пол стакана для вдохновения и «сугрева», чтобы он еле держался на ногах.

– В том спектакле он исполнял роль одного из санитаров, нёсших носилки, в которых лежал я собственной персоной в качестве раненого комиссара дивизии. Вначале всё шло гладко, как и положено, они меня успешно донесли до средины сцены, и я начать исполнять предсмертную арию тяжело раненного, подняв забинтованную правую руку высоко вверх. Так вот, в самый ответственный момент «предсмертной арии», видимо доза ранее выпитого спиртного «дошла» до конечной цели и санитары, не удержав носилки, уронили меня на историческую сцену Большого… Публика в зале, вместо того чтобы плакать, развеселилась. В результате – оперу сняли, Усы завершил театральную карьеру, – второй санитар был направлен на передовую, а Ваш «покорный слуга» получил благодарность и грамоту от военного коменданта города, за то, что, и после этого трагического момента, лёжа на полу с шышкой на лбу, продолжил петь арию!..

– Предлагаю спортивный тост, – произнёс Червонюк, – присутствующие подняли ёмкости. Он приложил палец ко рту, изображая свисток судьи, и свистнув, произнёс: «Вбрасывание»!..

В ожидании замечательных барышень из Большого, народ продолжал культурно – развлекательную программу. СП продекламировал несколько ярких отрывков из немеркнущего труда Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев и Золотой Телёнок», которые стали «всенародными настольными книгами». Эти книги у книголюбов значились как особо дефицитные.

Вспомнили неувядающие высказывания Остапа Бендера типа: «А на вокзалах крали, крадут и будут красть!» «Почём опиум для народа?» …

– Послушай, Оскар, а я тебя, пожалуй, в честь моего дня рождения осчастливлю, подарив эту ЗОЛОТУЮ КНИГУ , – публика зааплодировала. – Думаю, что книга, сея, будет способствовать рождению в твоей светлой голове неардинарных мыслей. Кстати, там имеется немало интересных жизненных поворотов и решений! Так что дерзай! – Хлебосолов трогательно притянул к себе Оскара и, сделав в книге соответствующую запись, передал подарок…

Шумейко неожиданно поменял тему: «Уважаемые коллеги! Довелось ли кому – либо из присутствующих видеть изделия знаменитой фирмы Фаберже?»…

– Нет, – за всех произнёс Юбиляр.

– А мне довелось. Это я Вам доложу, Божественные шедевры! Абсолютно неземной красоты! – и как в таких случаях говорят, «по многочисленным просьбам трудящихся», стал рассказывать о знаменитом Фаберже:

– С этой французской фамилией, Карлу Фаберже, довелось родиться 30 мая 1846 года в Санкт – Петербурге. Его предки, некогда жившие во Франции и бывшими убеждёнными гугенотами, не по своей воле покинули родину при короле-католике Людовике XIV. За четыре года до рождения Карла, 1842-м, его отец Густав Фаберже, ювелирных дел мастер, основал под собственным именем фирму. Расположилась эта фирма в одном из домов на Большой Морской. Но когда Карлу, старшему из его сыновей, исполнилось 14 лет, Густав переселился вместе с семьёй в Дрезден. Именно оттуда по настоянию отца Карл отправился в своё большое «плавание» – Европу посмотреть и ювелирному делу обучиться. Закончив колледж в Париже, он прошёл обучение в Лувре и Версале, познавая тонкости ювелирного искусства венецианцев, саксонских камнерезов и французских эмальеров. Брал уроки у франкфуртского ювелира Джозефа Фридмана.

– Предлагаю принять «на грудь» за тех, у кого он приобретал свои навыки! – Хлебосолов встал.

– Так вот, – продолжил Шумейко, – одухотворённый и уверенный в собственных силах, Карл принимает решение вернуться в Петербург, чтобы начать там работать вместе с мастерами своего отца, благо фирма и после отъезда семьи в Дрезден продолжала существовать. Довольно скоро Карл Фаберже в 20 небольшим лет отроду принял в свои руки отцовское дело. Он мечтал, объединив русскую и европейскую традиции, создать нечто новое, доселе невиданное. По его глубокому убеждению, ценность любого художественного изделия заключалась не только в качестве и дороговизне во вложенном в него мастерстве, а в его воздействии на человека.