Евгений Лучинкин - Откровения для настоящих папуасов

Но, вот ты, своими «чудодействиями» кого-нибудь из прихожан по настоящему исцелил? Хотя бы одного? Нет, спору нет, любопытствующих ты удовлетворил по «самое не хочу». А так чтобы, хоть кто-то после твоих терапевтических изысков начал бы жить в «здравом уме и в доброй памяти»? Разве стоили несколько лет жизни твоих подчинённых да и твои затраты – произведённого «на гора» эффекта? Вопрос риторический? А вот Протасов со товарищи положат на свои счета очередную кучу бабла и откроют новые двери к власть имущим. Цена вопроса, Евгений, цена вопроса…

Я впал в глубокую задумчивость. Неведомскому пришлось поддерживать меня за локоть. В накопителе я не удержался и спросил его:

– А зачем ты запрещал мне снимать боль после твоих манипуляций? Ты ведь и сам можешь безболезненно лечить…

– А всё для того же, что, хотя бы, постоянное ощущение боли заставляла страдальца оставлять своё внимание на своих болячках. Это позволяет сохранять хоть какой-то шанс, что вместе с «чудесным исцелением» человек не продолжит и дальше своё слепое шкандыбание по Дороге Жизни. А вы своими чудесами низвели таинства исцеления до уровня услуг цирюльника. Теперь они будут полагать, что экстрасенс – тоже из сферы бытовых услуг. И что это как сходить поссать или высморкаться.

Лишь на трапе самолёта я вдруг ощутил, что ноги мои перестали подгибаться и путаться. Я вновь могу идти самостоятельно и свободно. Казалось бы после такой беспощадной критики мне дОлжно впасть в ещё большее уныние, а я сбросил с себя тяжкое бремя упадка сил и истощённости рассудка.

«Так вот в чём смысл подлинного лечения человека! А все мои эзотерические познания лишь дополнительная помощь в том, чтобы лучше проходить препятствия в создании возможности человеком воспринимать мир в осознанности и с разумением !!! Надо в полёте как следует всё обдумать».

Но стоило мне сесть в кресло и пристегнуть ремни, как я тут же провалился в яркое сновидение. В нём мне открылось бескрайнее море колышущегося степного ковыля. Под лучами солнца его изумрудные волны накатывали на одинокую фигуру безумно красивой женщины. Её эбонитовая кожа манила к себе наслаждением прикосновения. Женщина повернула ко мне своё лицо с чертами египетской Нефертити.

«Анита?!! Я навсегда потерял тебя!»

Я ощутил накатывающую из-за спины Аниты угрозу. Огромная чёрная змея устремилась к нам. Неумолимое извивание тела аспида завораживало надвигающимся ужасом смерти.

«Анита!»

Я выбросил свои ладони вперёд, чтобы предотвратить неизбежное.

«Анита!!! Оглянись!»

Я вздрогнул всем телом и очнулся в мерном шуме моторов самолёта. Повернув голову, я увидел, как на соседнем кресле сладко потягивается Козубовский. «Значит я кричал только во сне. Слава Богу!». Мерный шум моторов плавно изменил своё звучание и из динамиков зазвучало привычное:

– Уважаемые пассажиры, наш самолёт начинает снижение. Просьба пристегнуть ремни…

На перроне меня догнал Неведомский.

– Женя, поехали ко мне. Люба (жена Неведомского) будет рада нас видеть. Она почему то выделила тебя из круга моих знакомых. А ты мне по дороге расскажешь чевой-то тебя так женщины привечают?

– Спасибо, Жора, но я сразу в институт. Не хочу задерживаться в Москве. Дня за два дооформлю протоколы и к своим.

Неведомский пожал плечами.

– Как знаешь. Испытание разумением ты прошёл. Можно быть за тебя спокойным.

Я от души обнял Жору и зашёл в салон автобуса. Тогда мне было ещё неведомо, что этот автобус повёз меня в совершенно новую жизнь.

В офисах лабораторий НИИЧаВо я никого не застал и сразу спустился в подвалы тех-обеспечения. Пушилин колдовал над каким-то диковинным манипулятором. Он обрадовался мне как будто мы давным-давно не виделись.

– Вы что, Евгений, с курорта? Аж светитесь. Я думал, что после северной каторги, устроенной Протасовым, ваш коллектив экстрасенсов мне придётся ехать эвакуировать.

– Вы как в воду глядите, Михаил. Чуть катафалк для меня вызывать не пришлось. Но Жора Неведомский оказался моим ангелом хранителем.

Пушилин, не скрывая удивления, недоверчиво прищурился:

– Жора?! Ангел хранитель?! Я всерьёз опасался, что Жора с вами едет только для того, чтобы устранить молодую поросль конкурентов. Завёз бы восходящие звёзды советской экстрасенсорики в таёжные дебри и со словами: «Так не доставайтесь же вы никому!» – оставил тонуть в болоте.

– Шутите? Значит живы! Только там, по моему, уже тундра. Хотя я за пределы гостиницы не выходил. Некогда было…

«Действительно, – подумал я, – как будто за эти две недели целая жизнь прошла». Я ощущал проявившуюся взрослость. В эту злополучную командировку уехал «молодой, несерьёзный попрыгун», а вернулся «ветеран астральных войн», в одночасье утративший безответственную наивность и беззаботность юности.

– Кстати через два часа в головном офисе начнётся научный совет. Полежаев уже два раза звонил, просил передать, чтобы Вы успели с ним переговорить до его начала. Видимо хочет дать «ценные указания». После головомойки приезжайте сюда. Я Вас, Евгений, дождусь. Чаю попьём. Расскажите о своих приключениях.

Я с любопытством задержался возле механической руки-манипулятора и уважительно покачал головой.

– А это что? Ты робота экстрасенса нам на смену собираешь?

Пушилин отмахнулся.

– Не-е, – он усмехнулся, – хотя мысль интересная… Точно! Сразу кучу проблем можно будет устранить. Протасову удастся разрешить Тему накопления денег без того, чтобы оплачивать услуги кучки плохо контролируемых дармоедов… Но – нет, покамест это, Евгений, корейцы предложили усовершенствовать их роботизированный конвейер. На альтернативной основе, конечно. Они всё на наших кулибиных облизываются. Им для совершения научно-технического рывка нужны золотые руки, светлые мозги и …

– … и подобно Протасову – не оплачивать труд кучки дармоедов.

Мишаня грустно усмехнулся:

– Во-во.

Но увлекающийся Мишаня как всегда ошибся во времени. Когда я приехал в головной офис, научный совет шёл уже больше часа и в «предбаннике» я пребывал недолго. За столами президиума восседал весь ареопаг нашего института. Я удивился, что у меня не было никакого страха, никакого почтительного трепета перед внушительным авторитетом очень солидных дяденек. «Разнос так разнос, – думал я, готовясь к самому для себя худшему. – Дочь Владимира Ивановича не вылечили. Подробностей для отчёта о работе других членов бригады я узнать не удосужился. Сам же вместо «ударного труда» адюльтер устроил. В общем, соболей не настреляли, мехов не привезли. Плаха, так плаха». Но вместо этого Протасов, потрясая какими-то бумагами, разразился словами похвалы.