Евгений Лучинкин - Откровения для настоящих папуасов

– Будем жить… Теперь будем жить…

И уже, когда мы возвращались в «берлогу» (так ЕВ прозвал своё временное жильё), он добавил:

– Потихоньку-помаленьку разберёмся кто есть ху и что за чем …

Разбираться «кто есть ху и что за чем» меня вынудил категорический запрет отца на то, чтобы я встречалась с Евгением Васильевичем. Как выяснилось, «доброжелатели» из числа его бывших партнёров побывали у нас дома и в красках рассказали о «неприглядной деятельности секты», что создал аферист и обманщик. А тут ещё моя старшая сестра организовала бурную деятельность, чтобы вытащить меня из «цепких лап заезжего ловца невинных душ».

Вся эта возня была мерзким, отвратительным фарсом. Даже тех, кого я уже считала друзьями и необыкновенными людьми, устроили какой-то шабаш бесчестной глупости и, как сказал Евгений Васильевич, «опасного мракобесия и банальной алчности».

Для меня это стало поворотным выбором между привычными представлениями о жизни и тем, что я начала считать СВОИМ.

– Тоська, (так меня ЕВ начал называть в период моих метаний и сомнений) ты получила все основные знания Практического Мировоззрения и сама можешь научиться отделять зёрна от плевел. Вспомни, на наших встречах я предупреждал, что получаемые Знания неизбежно потребуют от каждого из участников Проекта своего бескомпромиссного соответствия Им. И не вини родителей, что они заняли «не ту сторону». Со временем и они разберутся. Важно, что ты сама сейчас для себя решишь!

В то время у меня было больше вопросов, чем я получала ответов от Евгения Васильевича. Он всякий раз ответы отправлял меня искать самой. Но среди вопросов, был один особенный: «Как удалось победить непобедимое?». Нет, в больнице, дело понятное, там инфаркты и другие смертельно опасные заболевания уже лечатся. Но именно в те дни моих разборок и попыток расставлять моё понимания мира по своим полочкам, у отца определили злокачественную опухоль надкостницы и он буквально за несколько недель умер в страшных мучениях, так и не помирившись со мной.

– А его можно было спасти?

Евгений Васильевич долго мне не отвечал.

– Не знаю, Тоська. Не только природа рака, но и «банальная» простуда требует внимательного изучения. У каждого заболевшего свои причинно-следственные связи.

– Но как тебе удалось справиться с инфарктом? У тебя ведь инфаркт был?

– Был. Уже второй. После первого я его звоночка не расслышал.

– Второй!!?

– Ситуация повторилась. Всё те же «благие намерения» и не учитывание законов этого мира.

– Каких? Да расскажи же толком! Почему из тебя всё нужно тянуть клещами!?

Я сердилась не на шутку. Смерть отца я переживала очень тяжело. Да ещё мама впала в жуткую депрессию. Она озлобилась на всю медицину. На бездушие и безответственность врачей. Оставлять в таком состоянии я её не могла, но и как помочь ей преодолеть горе так же не знала.

– Не сердись… Если хочешь в чём-то разобраться, то задавай конкретные вопросы. Не перегружай себя лишней, ненужной информацией. Особенно сейчас, когда переживаешь горе и смятение чувств.

Евгений Васильевич помолчал и с каким-то глубинным вздохом продолжил:

– Вот ты рассказывала про мытарства твоей мамы, которая пыталась спасти своего мужа, твоего отца. Что диагностику провели изначально некачественно. Что обезболивающие не хотели выписывать, хотя и диагноз был официально поставлен. И что человек от боли сознание терял…

В первые годы своей врачебной практики я столкнулся именно с таким проявлением. Системным проявлением цеховой поруки и безответственности. Повсеместно! И в клинике, где я работал и, по рассказам моих однокурсников, в других больницах… По началу я попытался хотя бы на своём месте что-то исправить. Например – исходить в своей практике из принципа: лечить не болезнь, а человека. Но меня за «новшества» вызвали на ковёр. Пропесочили, поставили на вид. И, чтобы я не нёс отсебятины в рамках госучреждения, ещё и пригрозили увольнением, а то и лишением звания врача.

В общем уконтрапупили по полной. Заведующий отделением ко мне относился с симпатией, поэтому в доверительной беседе рассказал, что многие молодые врачи через это проходят. Он сам на первых порах пытался революцию устроить. Да его точно так же на место поставили. А на вопрос: «что же делать, ведь участвовать в происходящем – это прямое нарушение врачебной клятвы», – мой шеф посоветовал мне «не спешить» и, типа, «со временем сам разберёшься», «да и не всё так критично, посмотри, мол, в каком обществе живём – люди в основном потребители, давай им волшебные пилюли от болезней, а профилактикой по Семашко, голову им не морочьте» …

Для меня это было потрясением. Направо пойдёшь – совесть потеряешь, налево – диплом врача. Я был человеком непьющим, у меня уже тогда семья была, ответственность перед ними. Но тут выпил так, что на обходе вынужден был прятать опухшее лицо под маской. После обхода ко мне подошла психолог с кафедры и увела к себе в кабинет. Она анализировала случай «быстрого излечения» больного ДЦП, которого я курировал.

Она заставила меня выпить какой-то отвар, до ужаса противный, однако минут через пятнадцать у меня прошла головная боль, проявления алкогольной интоксикации, а изо рта убежали кошки с их отвратным амбре.

– У Вас, Евгений, либо был выставлен неправильный диагноз, либо Вы сотворили чудо.

На мои возражения психолог хитро улыбнулась и заговорила заговорщическим шёпотом:

– У меня есть неопровержимые данные, что Вы использовали нетрадиционные методы лечения. Не беспокойтесь за свой почти белый халат. Я Вас не сдам.

– А Вы, Оленька, как это определили – по тесту Люшера?

Психолог приоткрыла верхний ящик своего стола и ответила всё тем же ёрническим шёпотом:

– Неееет, Евгений, у меня в столе кроме диплома психолога лежит диплом потомственной ведьмы.

– Ага, я был уверен, что вас не всех сожгли на кострах инквизиции.

Неожиданно для себя я с каким-то сладострастным облегчением потянулся всем телом и даже муркнул как проснувшийся кот. Это само по себе было удивительно, позволить такую вольность мне бы не пришло в голову даже дома. Психолог вдруг откинулась на стуле. Она вся напряглась. И мне показалось, что волосы у неё встали дыбом, а из зеленоватых глаз брызнули искры.

– Ты хочешь меня убить?

Я испытал замешательство и мною овладело подозрение, что «наш клинический психолог не совсем психически здорова».

– Да что за ерунда-то?!! Извините, конечно, за вольности…

Девушка мгновенно вернула себе прежний цивильный облик и очень пристально на меня посмотрела.

– О-о, да ты у нас «чародейчик»!!!

Я не уверен, что правильно помню её ёрническую фразу. Сколько впоследствии не вспоминал как ведьмочка меня назвала, воспроизвести не могу: или «колдунчик», или «экстрасенсик». Но почему-то это произвело на меня странное воздействие. Будто фантом некоего воспоминания, что это я слышал много раз, но в неких иных обстоятельствах, или вообще в другой жизни. Да ерунда какая-то!!! Но моё тело сотряслось от внутренней судороги. Я озадачено уставился на психолога и не сразу услышал о чём она мне говорит: