Михаил Скачидуб - Хутор моего детства

Шурка даже кличку имел не такую, как мы, деревенщина, а «учёную» – «Профэсор» и за то, что книжки читал, да и за то, что один он на всю нашу пацанячую братию очки носил.

Он только «отбывал» на толоке, ничего не пас, даже свою хромоногую свинью, а всё читал да читал свои «учёные» книжки да посасывал свой сахар. У него и сахар был не такой, как у нас, из тростника «сорго», коричневыми плитками. Сахар был у Шурки белый, рафинад кусками, его дедом из города привезённый…

… И дед у него был – не такой как у нас – у кого скотник, у кого – конюх. Шуркин дед нигде в колхозе не работал, а только дома рыбу коптил и чем-то ещё торговал. Кому он рыбу коптил – мы не знали, но мимо их двора проходить было просто невозможно – в носу свербило от ароматов, а в пузе урчать начинало не на шутку! Мы после войны только представить себе копчёную рыбу во рту могли, а Шурка обжирался ею.

Звали того деда Филипп, да кто же его так «по-учённому» звал? Все знали, что он «Пылып, шо до гузна прылып», а для краткости просто, – «Рипях».

Так вот, как уляжется «Профэсор» на ряднушку да почитывает, а мы, девчата да пацаны, носимся всё по толоке, как жеребята, да потихонечку-помаленечку, не заметно так Шуркину свинью подальше и отгоняем, а потом и кричим ему:

– … Шурка! Твою свыню зараз вовкы зъидять! Дывысь, вона жэ пид лисом.

Шурка с неохотой отрывается от книжки, смотрит в нашу сторону и просит так с гонором:

– Тому, кто свинью пригонит, дам кусочек сахару.

Витька Покотыло сразу же срывался, как оглашенный, и быстрее всех добегал до свиньи, запрыгивал ей на спину и, нахлёстывая её хворостиной, «скакал» за кусочком сахара. Свинья, мало того, что хромала, ещё и визжала, как недорезанная, так как Витька голыми пятками поддавал ей жару, как казак шенкелями коня…

Так мы Шурку дурили, отгоняя его свинью подальше. И пришлось «Профэсору» из дома сахару брать побольше, чем раньше…

«Хромую», как звали мы его свинью, так «объездили», что она без хорошего седока уже и не визжала, а сбрасывала сразу неумеху, крутясь, как веретено.

Как-то раз, у Шурки уже кончился сахар, а мы, набегавшись и уставши, сели вокруг «Профэсора».

Тут Витька и спрашивает:

– А про шо ты, Шурка, читаешь? Шо путного в тих кныжкАх можно узнать? Там же всэ – одна брэхня. Писатилёв хороших нэ бува. Воны уси тилькы одни дармоеды, ны пахать, ны сиять нэ умиють, шо же воны могуть полизного напысать? Воны даже свыней пасты нэ умиють.

– А у вас только одно на уме – свиней пасти, да шкоду какую-нибудь делать. Хотите, я вам расскажу про то, что я сейчас читаю?

– Ну давай, – с радостью соглашаемся мы.

… И Шурка начинает свой рассказ: «Не за горами, не за синими морями, а в небе, там, где боги живут, был настоящий рай. Не было ни войн, ни голода, все любили друг друга и были красивыми… Но появились среди них такие, что работать не хотели, а только пить кровь из нормальных людей. И чтобы возвыситься над всеми остальными людьми, назвали себя они по-ненашенски – «В-а-м-п-и-р-а-м-и»…

– Ой, мамочка моя! Та ты шо, Шурка, в кныжки так и напысано, шо кров пьють? И ны хлиба, ны молока, а тилько кров?..

– Да, – отвечает Шурка,– особенно им нравилось у таких маленьких девочек, как ты, кровь высасывать. Так что ты, Нюрка, сама в лес не ходи.

– Та ты шо?! Я тэпэрь и за «Хромой» твоей нэ побижу. Вона у тебэ всэ до лису прэтся, як скаженна. Може, вона сама с тимы «вамп-па-пырамы» снюхалась. Не-е-е-еее, я бильше за нэй нэ побижу…

– … Так вот, те вампиры избрали над собою царицу. Волосья у неё чёрные-пречёрные, длинные-предлинные, губы – красные-кровавые, зубы у неё белые-пребелые, как у Колькиного кабана, Сатаны-Окоянного… Она, как царица, первая высасывала не только кровь, но и мозги из своей жертвы, а потом отдавала остатки подданным своим – высасывать из них всё до капельки!..

А царица вампиров была та ещё красавица и зубы были у неё – белые-пребелые, так называли они её как-то необычно – «Чучундра»…

– Шурка, так шо, оти нэхрысты там у всих высосалы уси мозгы и выпылы усю кров?! – возмутилась Валька Голубовская.

– В том-то и дело. Они там истребили всех не только людей, но и животных.

– Так воны, мабуть, и друг дружку знычтожилы? – сказал с надеждой Никитка, по прозвищу «Горобчик».

– Нет, – говорит Шурка, – кто остался, попрыгали с неба на нашу землю. Попадали, кто куда. Одни в речки, другие в лес, а некоторые в горы, на хутора, станицы и города.

– Так цэ шо, и у нашом лису могуть таки буты? – с ужасом в голосе и в глазах говорит самая маленькая из нас, пастушечка Нюрочка Зарецкая.

– Конечно, есть. Вот из Маркова пошёл Серёга Карий в лес на Мокрую Чубурку купаться. Накупался, вылез на бережок, лежит себе, на солнышке греется. И вдруг – видит из лесу выходит девка красивая-прекрасивая. Вся кожа на ней сияет серебром, коса заплетена совсем не так, как наши девки хуторские плетут, руки и ноги так и светятся, а глаза – огнём горят.

Подошла та красавица к Серёге, а он и слова вымолвить не может, так влюбился он сразу, по самые уши.

– А ты откуда знаешь?.. – спрашивает Васька Бздыка.

– А я так думаю, – многозначительно промолвил «Профэсор». И продолжил: – С тех пор Серёга пропал… Искали его долго, и наконец – нашли. Лежал он там в осоке у самой речки. В голове была у него дыра, а на шее мильон укусов от клыков. Так вот в хуторах и узнали, что в нашем лесу водятся не только всякая нечистая сила, но и чучундры-вампиры…

Пока Шурка рассказывал, его свинья дошкандыляла почти до самого леса. Даже за сахар никто уже не побежал бы за нею… И пришлось «Профэсору» самому идти за нею, потому как уже наступал вечер, заходило солнце и надо было скотину гнать домой.

И вдруг мы услышали душераздирающий крик Шурки: «А-а-а-а-аа!..» И видим – несётся он от леса, как сумасшедший. Подбегает к нам, трясётся весь и лопочет: «Т-т-а-аа-ам Чу-чу-ндра-вам-пи-рная..!» – и показывает трясущейся рукой в сторону леса…

Мы все, конечно, подхватились, и давай хворостинами гнать свою скотинку домой. А «Профэсор» знай себе – всё орет и впереди всех бежит…

Вскоре Хутор облетела «благая» весть: "Шурка, «Рипяха» унук, пид лисом бачив Чучундру. Она ёго до сэбе маныла, но вин нэ поддався еи чарам и удрав. А колы вона побачила на толоки цилую гурьбу пацанив та дивчат и стала пыдходыть блыщще, то уси далы дёру до дому, гоня хворостынамы и свынэй, и тэлят, котори, чуя нэчисту сылу, хрюкалы, мычалы и нэ просто тикалы, а нэслысь як по воздуху, як и их пастухы и пастУшкы!.."

Переполох в хуторе нарастал. И в уже в сумерках все видели, что во двор Михайлюков зашла Чучундра.

К ужасу всех подглядывающих, Вера Федотовна, которая была любимой учительницей в хуторской школе, начала обниматься и целоваться с «Чучундрой». А та прямо на глазах у всех всё хорошела и хорошела, стараясь завлечь Веру Федотовну.