Михаил Скачидуб - Хутор моего детства

– Зоинька, это Колька Кысляк?

– Нет! Папочка! Это Микола Робинзон!

– Ну, да. Теперь и я вижу, что это не Кысляк, а «Робинзон»!

Николай Иванович строго посмотрел на новоявленного «Робинзона», погрозил ему пальцем и сказал:

– Смотри, Колька, Мишка Федькин-Мотькин тебе наквасит нос, как только узнает про твои «шуры-муры» с Зойкой…

А на следующий день, как только молва облетела хутор, на бригаде, при большом скоплении колхозников состоялся бой между давнишними соперниками.

Бой за Зойку Михайлючку

Испокон веков в крестьянских семьях дети рано взрослели в трудах и…в любви.

Бои гладиаторов промеж собою, а также со зверьём – капризы римлян.

Бои тореадоров с разъярёнными быками – испанцам будоражат кровь доныне. А тараканьи «бои» – латиноамериканская забава, как и петушиные бои, потешные для Мексики и Чили.

И только бой за Зойку Михайлючку, представьте, люди, был… за Любовь. О чём и речь пойдёт здесь…

Вместо эпиграфа:

Весь хутор знал – нет краше Зойки Михайлючки.

Её краса пленила всех,

И пацаны из моего детства,

Страдали тайною мечтою нег.

Она же надменно и красиво,

Как то теченье Куросиво,

По хутору не шла – плескалась,

Красою девичьей нас сводя с ума…

У каждого из нас в жизни была, а может быть, и есть своя «Зойка», но Зоя Михайлюк была Единственная. То не важно, что прошли годы, то не важно, что мы обзавелись жёнами с другими именами, детьми, внуками и правнуками. Важно, что у каждого мужчины была своя «Зойка Михайлючка» – символ детской, отроческой или юношеской любви.

Два претендента на ту дивчину в нашем хуторе были: Колька, по кличке «Робинзон» и Мишка, по кличке «Федькин-Мотькин». Мишек в хуторе было много, но такой «Федькин-Мотькин» – один! Тогда пиара с фотокамерами ещё не было, поэтому «посмотрим» тот бой «глазами очевидца».

На обёрточной ржаво-жёлтой бумаге, в которую дед Филипп по кличке «Рипях» заворачивал копчёную им рыбу для начальства, его внук – Шурка по кличке «Профэсор» сотворил коряво-красивое объявление:

«Сегодня у клуби до кино «Тахир и Зухра» будэ кулачка про мэж Мыколою Робинзоном и Мишкою Фэдькиным-Мотькиным за Зойку Мыхайлючку».

Заболтав муки в ведре с водою, «Профэсор» на борту здоровенной фурманки, которую тягали быки Бздюха и Блоха, прилепил болтушкою объявление. Быки, роняя пену с губ на пыльную дорогу, от жары и лени еле тянули ноги по полям, где – кто косил, а кто – снопы вязали. Шурка Омелько по кликухе «Дурка» правила быками:

– Гэй-й! Шоб вы повыздыхалы, прокляти! …Цоб! Цоб, Бздюха! Куда ты вэрнэш, зараза проклята?!

А бык, громада страшенна, презрев все от шуркиной хворостины боли, с дороги в поле люцерны потянул фуру с Шуркой и Блохой вместе.

– Цабэ! Цабэ, Блоха! А тэбэ куда, чёртяка, тянэ?!

Хорошо что ехал объездчик, дед Гнат, да батогом и матом выгнал быков из люцерны, а то бы точно пообдулись.

Кое-как добралась Шурка до людей с опалёнными лицами и потрескавшимися от полуденного жара солнца губами. И все, читая объявление, радовались предстоящему представлению и, конечно же, улучшали показатели в труде, как-то было принято в стране строящегося, развитого и победившего социализма.

«Как-никак, колхозное правление о нас заботится, – размышляли они, – и кино привезли. А тут ещё и бой, как в старину – кулачный!»

Вот уже вечерело. Придя домой, и освежившись колодезной водою, «причипурились» перед зеркальцем женщины, и девчата, конечно же, и всякая мелюзга из детворы. А как же? – без мелюзги и вода не освятится! Набрав в карманы семечек, все отправились к хуторскому клубу… Мужики, пополнив кисеты самосадом и, втихаря нарвав клочки газеты «Правда» для самокруток и козьих ножек, степенно потянулись к месту культурной жизни – к школе, где и был клуб.

Хоть и мужики, но про любовь Тахира с Зухрою посмотреть не помешает, может там что и приглядишь полезное. И чего же не посмотреть на драчку подрастающего поколения?! У самих кулаки чешутся при виде таких боёв, и они, на всякий случай, закатили рукава своих праздничных рубашек.

«Сарафанное радио» так разнесло объявление по степному раздолью, что на кино и бой примчались и стар и млад с соседних хуторов. Народу собралось немало. Школьный двор, весь в зелёно-багряной красоте куп боярышника и душистых зарослей сирени, благоухал. Шпорыш, трава зелёная, ковром стелил весь двор. На нём и зачинался бой за Зойку Михайлючку.

Гомон, разделившихся во мнениях исхода боя хуторян, был весел.

И вот Жорка Будник провозгласил:

– Сёдьня Робинзон и Фэдькэн-Мотькэн дэруться за Зойку Мыхайлючку. Я пытав у нэи, чи можно обийтысь бэз дракы, но вона сказала: «Хай дэруться». Так шо начинаемо. Справа – Мишка Фэдькын-Мотькын в чёрних трусах с билой латкою, а слева – Мыкола Робынзон в полосатих трусах. То трусы ёго столитнёго дида Грицька. Других у ёго ныма. Я цэ кажу для усих, хто нэ зна наших хлопцив, а хуторяны их уси знають. Воны дуроплясы ще ти.

Конечно, Жорка правильно сделал, что указал на приметы бойцов, тут же приехали «чужакы»: киношники с «Тахиром и Зухрою», а с ними какой-то журналист из самого Питербурга под Хвалынском. Прибыл с тетрадкой для записей о ком-нибудь и о чём-нибудь. Знакомясь с хуторскими девчатами, он сказал: "Я знал, что люди гибнут за металл. Что начинались войны из-за сплетен. Но чтобы бой кулачный за любовь…(!) впервой увижу. Не за тем я приехал, но бой кулачный я не пропущу".

Мишка с Колькой вошли в круг из зрителей и Робинзон сказал:

– Зойка моя! Я з нею в Пятныцю грав! Вона мэнэ Робынзоном назвала. Так шо ты, Хвэдькын-Мотькын, иды в жопу.

– Шо?! – встрепенулся Мишка, второй претендент на Зойку. И не успел Колька досказать ещё что-то из своих прав на Зойку, как получил удар в сопатку.

К бою Колька был готов, но к удару в сопатку – нет, а поэтому, размазывая юшку по лицу, соображал дальнейшее своё поведение на поле боя.

– А, ну, Мышка, вмажь ёму ще мэжду рог! – советовали одни.

– Кысляк, ты шо? – ужэ нэ Робынзон?!

Колька, как услышал «Робинзон», образ любимой Зойки Михайлючки затмил и боль в носу и остановил течение из него крови в вперемешку с соплями, и Мишка «Федькин-Мотькин» не успел глазом моргнуть, как ему в тот глаз засветил кулаком Мыкола. Бой разгорался!.. И публика воспрянула духом.

– О! Оцэ по нашому!… А, ну давай, хлопци, жару!… Зойка того стое!– орали болельщики-фанаты обеих сторон.

Колька и Мишка сцепились, как два клещака, стараясь повалить друг друга на землю. Оказаться на земле было позорно, поэтому бойцы держались крепко на ногах. И в этом жарком сплетении тел Робинзон допустил нарушение правил драки – он вцепился зубами в ухо Федькина-Мотькина, и прокусил его!