Иван Карасёв - Девичье горе. Новеллы о любви и не только

Дождь продолжал мерно стучать по тротуару, становилось зябко, короткий декабрьский день давно закончился, и сквозь неяркий свет уличных фонарей виднелись только серые стены и горевшие кое-где окна. Надо было что-то решать, хотя что? Она ведь уже всё решила, ребёнка оставит, второй раз на аборт не пойдёт. «Да, как сказать родителям? А никак, сами узнают, добрых людей хватает, они же ей почти не пишут, отец вообще перестанет интересоваться её судьбой, а мать? Мать, конечно, пожалеет, всё равно больше она ничего, ровным счётом ничего, сделать не сможет. Будет трудно вначале, пока ребёнок маленький, 14 недель отпуска по уходу за ребёнком не оплачиваются полностью, но поднакоплю денег, да и Пьер поможет».

В порядочности Пьера Кристиан не сомневалась, она уже успела убедиться в этом. Но то, что всю тяжесть предстоящего положения надо будет вынести фактически ей одной, она тоже знала и была морально готова к этому. Триста франков в месяц придётся отдавать за квартиру, ещё почти столько же возьмёт няня. На еду и одежду почти ничего не останется. «Буду брать работу на дом, – убеждала она себя, – машинистка всегда найдёт возможность приработка». Полностью зависеть от помощи Пьера не хотелось, не позволяла гордость, да и рассчитывать на неё особо не стоило, ведь ему семью кормить – двоих детей с неработающей Хильдой. Возвращаться в Нормандию она тоже не желала. Одно воспоминание о замерзавшем каждым морозным зимним утром «жюле» – ночном горшке (два камина, конечно, совершенно не протапливали отцовский дом) отбивало всякую охоту жить с родителями. К тому же, как там появиться одной с «прицепом» и без мужа? Деревня таких вещей не понимает, особенно кюре с его нравоучительными проповедями. Нет, решение принято, она должна воспитывать ребёнка одна здесь, в Париже, и без помощи Пьера.

А Клод говорит, что надо избавиться от ребёнка. Ей хорошо, она красивая – блондинка с голубыми глазами, мужчины так и стелются перед ней, хотя замужество пока никто не предлагает. Видимо, есть женщины для семьи, а есть для телесных утех, и Клод почему-то второй вариант. Она тоже начинает думать о том, как выйти замуж и родить, хотя делает вид, что ёще рано ставить себе такие задачи, мол, всегда успеет. Но, похоже, статус вечной любовницы начинает ей надоедать. В последний раз чуть не расплакалась, когда рассказывала о поздних возвращениях домой своего киношника из "Гомона". Каждый вечер после работы тот веселится в баре с друзьями, гоняет кием бильярдные шары, тасует карты и приходит только, когда времени остаётся лишь на постель. А отговорка найдётся всегда – «мне надо расслабиться после напряжённой и нервной работы». Несомненно, только почему не с Клод? Лишь два-три раза в месяц они выходят вместе, и то надо выбирать – или кино, или ресторан. Поэтому по субботам, когда Пьер весь день с семьёй, две подружки ходят в кино вместе. Нет, дружок Клод, конечно, симпатичный малый и неженатый (огромный плюс!), но только использует он её, не больше. Кристиан мысленно пожала плечами: «Мне такой не нужен!» Уж лучше Пьер, обременённый семьёй, чем этот прожигатель жизни.

Дождик стучал всё яростнее, лёгкое пальтишко совсем промокло. Идти до дома было далеко. Автобусы уже почти не ходили, ждать своего, 95-го, в это время бесполезно. Она могла зайти в метро, но предпочитала идти пешком. Не хотелось спускаться в длинные, воняющие мочой коридоры, толкаться в грязных вагонах. Ей нужно всё ещё раз обдумать, спокойно прокрутить в голове «за» и «против», чтобы убедиться в правильности принятого решения. Она по-прежнему считала, что делает выбор, хотя её мысли уже были направлены только на то, как теперь жить в этой новой реальности. «Ничего, – сказала она вслух, – живут же другие, а я почему не справлюсь!» Действительно, смогла же она совсем ещё девчонкой устроить свою жизнь в незнакомом городе, получить востребованную профессию – всё не полы мыла в бюро господина Лёгро, а сидела в чистом кабинете за печатной машинкой, и о восьмистах франках в месяц её злосчастный братец может только мечтать, выгребая навоз из-под коров.

Но всё-таки пора спрятаться от дождя. Пальто до завтра точно не просохнет, придётся утром сушить его утюгом через тряпку. Кофточка тоже стала намокать, но с ней проще, можно одеть другую, ту, что подарил Пьер на день рождения. «Может, сесть в такси? – предложила она сама себе. – Рядом площадь де ля Мадлен, там всегда они стоят, даже ночью». Парижских таксистов Кристиан не любила, впрочем, других она и не знала. Но дурная слава о них далеко перешагнула границы города. За внешней вежливостью «Мадам, Мадмуазель, Месье, сильвупле» и так далее прятались примитивное хамство, неуёмная жадность и беспардонная наглость. До сих пор Кристиан с отвращением вспоминала как, остановившись на пустой ночной улице под предлогом проверки скатов, один таксист, судя по выговору откуда-то из-под Тулузы, попросил её выйти и подержать фонарик. Не успела она наклониться к колесу, как он схватил её за талию и начал лапать своими грязными ручищами. Еле удалось тогда вывернуться и убежать, а наглец ещё кричал вслед, надеясь, что его кто-то услышит: «Держите её, она не заплатила!»

В другой раз, когда она села в такси прямо у отеля после встречи с Пьером, шофёр принял её за проститутку – Пьеру требовалось срочно ехать домой, и он ушёл первым, пока она ещё приводила себя в порядок. Одинокая девушка, выходящая из дешёвой гостиницы, могла, конечно, вызвать такие ассоциации, но сиди и думай, что хочешь про себя да руки не распускай. Этот же, даже открывая дверь, норовил хлопнуть по мягкому месту, а потом в машине стал делать недвусмысленные предложения и вовсе распоясался на первом светофоре. «Нет, парижские таксисты изрядные сволочи, особенно наглеют в такое, как сейчас, позднее время, но ехать надо, ничего не поделаешь, а то ещё простужусь, не дай Бог! Только этого сейчас не хватало!» Последние сомнения в правильности принятого решения развеяло ощущение влаги на плечах, кофточка под пальто тоже полностью промокла.

Кристиан вышла на площадь, напротив входа в собор, на другой стороне проезжей части, стояла одинокая машина. Пожилой водитель явно поджидал какого-нибудь засидевшегося посетителя соседнего бара. Кристиан почти бегом подошла к такси:

– Вы свободны, мсье?

– Конечно, мадмуазель, Вам куда? – водитель предупредительно открыл заднюю дверцу. Худощавый и совершенно седой, с изящными старомодными бакенбардами, он совершенно не походил на типичного таксиста. Даже в его движениях прочитывалась какая-то элегантность совсем нехарактерная для парижских шоферюг.

– Наверное, Рю Маркаде, 226. Да, пожалуй, туда.

Вместо ответа, таксист склонил голову, выражая тем самым полное повиновение желанию клиента, аккуратно, почти бесшумно захлопнул дверь за Кристиан, занял своё место и завёл мотор.