Павел Гушинец - Годы в белом халате

Тётка кинулась к командиру части, но тот, почуяв, что пахнет жареным, умыл руки.

Владелице выписали громадный штраф, и ещё долго у неё были проблемы. Санстанция с тех пор приезжала с проверками каждые три месяца. В одну ночь в кафешке был проведён ремонт, подключена вода, вылизан склад, закуплено оборудование, нанята другая продавщица с санитарной книжкой и прочее, и прочее…

В финале меня вызвал в кабинет командир части и, глядя в стол, негромко сказал:

– Доктор, ты это. ты скоро уедешь, а нам тут жить. Не надо так.

А ведь я до последнего пытался решить вопрос мирно.

Солдат – очень хитрое существо. Особенно если в одиночку. В общей толпе он как-то теряется, глупеет, смотрит на тебя честными пустыми глазами. А по одному это такие гении, что романы писать можно.

Служил я медиком в одной воинской части. Руководил микробиологической лабораторией, состоящей из меня самого и лаборантки, по совместительству проводил эпидемиологические проверки частей в округе. Подчеркну: командование частей на меня не имело никакого влияния. Непосредственное начальство сидело в столице и доставало лишь по телефону и редкими налётами. Поэтому, будучи в чине лейтенанта и старшего лейтенанта, напрягал иногда целых полковников.

Значительную долю моей деятельности занимали анализы поступающих в медроту пациентов, солдат, которых назначали на должности, связанные с приготовлением пищи, а также проведение эпидрасследования из разряда «Почему ты заболел».

Классический день. Прихожу утром в лабораторию: на пороге скрючился в три погибели солдатик в медротовском халате. Стонет, болезный, глаза закатывает. Безруков, короче, отдыхает.

– Что случилось? – спрашиваю.

– Доктор, диза… – умирает у меня на глазах боец.

Сразу предупреждаю. Врачи у нас в медроте были опытные. Если что-нибудь действительно серьёзное случалось – разбирались быстро и по делу. А тут – театр, достойный российского футбола.

– Заходи, – говорю.

Зову лаборантку. Она берёт у больного все необходимые анализы, и солдат уходит.

В анализах чисто. Короче, функциональное расстройство кишечника, высокий болевой порог и большое желание полежать в медроте. Оскара пациенту!

И вот лежит этот болезный в палате, за живот держится, стонет, бегает через каждые пять минут в отхожее место. А на выходных к нему кто приезжает? Правильно – мамка! Иду я в субботу по части, а этот Депардье сидит на скамеечке с женщиной средних лет. Женщина умильно смотрит на дитятко, а солдат в одной руке держит полторта, в другой – целую жареную курицу. И по очереди откусывает огромными кусками.

Подхожу. Мать смотрит на меня как на врага народа. Солдат чавкает.

– Иванов, твою дивизию! Ты ж на спецдиете.

– Оголодал, сыночка, – плачущим голосом начинает мамаша.

– Сразу предупреждаю: если в понедельник приползёшь – даже не ной.

Солдат кивает, ни на секунду не прекращая жрать.

В понедельник, предсказуемо, прямо с утра появляется у меня в лаборатории.

– Доктор, диза!

– Сука ты, Иванов! Видел я твою дизу позавчера! Кто ж кремовый торт с жирной курицей вприкуску хавает?

– Доктор! – стонет солдат.

– Добить бы тебя, – мстительно рычу я.

Но клятва Гиппократа, чтоб её!

История вторая. Есть один законный способ несколько дней поваляться в медроте и отдохнуть от солдатской жизни. Какой? Заразиться чесоткой, конечно же! Чесоточные клещи появлялись в нашей части регулярно, вместе с волнами молодого пополнения. В «межсезонье» эта гадость сходила на нет.

Но не бывает правил без исключений. Как-то зимой, спустя целых два месяца после прибытия новой партии, в моём кабинете раздался звонок.

– Поднимись ко мне, – угрюмо сказал капитан, исполняющий обязанности дерматовенеролога медроты. – У меня тут, кажется, чесотка.

– Да не может быть! – не поверил я. – Последний случай погасили, все сроки вышли!

– Сам посмотри, – отозвался врач.

Прихожу. Сидит зелёный солдатик, только что от сохи. Глазами хлопает. На животе и боках характерные следы. Чесотка, чтоб её, невооружённым взглядом видно!

– Где подхватил? – спрашиваю.

Вопрос бесполезный. Разводит руками.

Ну хорошо, положили бойца в изолятор. Лечим. В казарме проведены необходимые мероприятия.

Проходит неделя. Снова звонок.

– Ещё один, – истерично ржёт дерматовенеролог.

– Да как так-то?! – восклицаю я и бегу к нему.

Надо вам сказать, что каждый случай чесотки в нашей армии – это тот ещё геморрой для медслужбы. Куча бумажек, эпидрасследования, нагоняй от начальства. А тут в не сезон – целых два случая! Начмед намекает, что неплохо бы чесотку записать как дерматит. Но со мной не спорит – уже сталкивались с ним по этому поводу.

В кабинете сидит такой же молодой солдатик. И типичные следы в идентичных местах. Подразделение то же.

– С Н. контактировал?

Глупый вопрос. Конечно, не контактировал и вообще такого не знает.

Лечим.

Через неделю – третий.

И тут умудрённый опытом дерматовенеролог произносит решающее слово:

– Белуга.

Белугой в нашей части называют нижнее бельё казённого цвета, еженедельно выдаваемое солдатам после бани.

– Зуб даю, прячут где-то и передают, – заговорщицки шепчет дерматовенеролог.

То есть солдаты изъяли у больного чесоткой нижнее белье, прячут его и носят по очереди, чтобы заразиться.

Внезапно выгоняем всё подразделение в баню, изымаем нижнее бельё, стерилизуем. Бесполезно. В изоляторе появляется четвёртый боец.

Мне звонит начальство и вежливо интересуется, какого х… у меня происходит?

Вечером за рюмкой спирта собираемся на консилиум. Я, дерматолог, начмед и пара врачей.

– Что будем делать?

– Надо звать прапорщика Петрова, – говорит опытный начмед. – Он уже двадцать лет в армии. Если он не найдёт – никто не найдёт.

Зовём прапора. Тот выпивает полстакана спирта, крякает, вытирает усы.

– Эх, молодёжь! Ну, пошли!

Приходим в казарму. Прапор выгоняет солдат в ленинскую комнату и, пока те смотрят по телеку гимн республики, переворачивает матрацы. Дно каждого матраца прощупывает пальцами. На пятом довольно подмигивает:

– Есть!

Разрывает шов – вот она, зараза! Грязная, затасканная белуга, в которой, невидимые глазу, копошатся клещи.

Больше случаев чесотки в этом сезоне не было. Вот так прапорщик и стакан водки остановили эпидемию.

А ещё через три дня мне снова позвонил дерматовенеролог и плачущим голосом сказал:

– Гонорея!

– Откуда? – подозрительно нахмурился я.

– А я знаю?! – в истерике орёт врач. – Приходи и спрашивай!

Пытаю бойца. Тот держится, как будто его про участие в «Горбатой горе» спрашивают. Но часа через два раскалывается. Оказывается, на выходных приезжал кореш из города, по дороге в деревне подцепил двух незнакомых девиц.