Deni Vrai - Трое в штатском

– Здесь ведь тихое место.

– Да, – торопливо кивнула Женька.

– Никаких случайных свидетелей.

– Безлюдно. Удобное место.

– Просто идеальное.

– Ну… да, – Женька начала ощущать подвох.

– А в идеальном месте, – я кивнула своим мыслям. – В идеальном месте можно потерять бдительность. Они боялись свидетелей, смотрели во все глаза ища случайных… кого?

– Кого?

– Свидетелей. – Я улыбнулась. – Остается надеяться, что она работает на запись.

– Кто? – Женька совершенно растерялась и вновь начала надуваться.

– Стереотипы. – Я ликовала от предвкушения удачи. – Человек видит лишь то, что хочет увидеть, к чему привык, на что настроен.

– Да? – она начала злиться.

– Скажи-ка мне, Женьк, – упиваясь своей победой, изрекла я. – Кто лучший свидетель. Самый надежный, идеальный, неусыпный. Кто может сейчас быть здесь. Кто может сейчас быть рядом с нами, а мы его даже не видим. У?

– Ну и кто?

– Ты скажи.

– Я не знаю.

Я вновь улыбнулась и, не став дальше мучить растерянную подругу, ткнула пальцем наискосок от перекрестка, туда, где зеленым прямоугольником возвышались железные ворота. Женька нетерпеливо повернула голову.

– Что там?

– Неужели не видишь?

– Ворота?

– Выше.

– Ангар, – она пожала плечами.

– Ну, выше, под самой крышей.

– Что там? – Женька напрягла зрение. – Коробка какая-то.

– Это камера. У нас в институте сейчас таких полным полно понавешали. Охранная система.

– Да ты что… – До Женьки начало доходить. – И ты думаешь…

– Я не знаю. Я еще точно не поняла, но это хорошо. Это точно хорошо.

– А если она не работает?

– Вполне возможно, – легко согласилась я. – Она может не работать, может быть настроена так, что мы не попадаем в объектив, я не знаю. Одно точно, у нас кроме воротника есть еще что-то.

– Ну-у… наверное, – совершенно неуверенно согласилась Женька.

– Теперь последнее, – я перевела дыхание. Солнце стремительно испепеляло мои силы. – Если похищенный шел отсюда или сюда, значит о нем кто-то должен знать. Так мы сможем выяснить его имя.

– И Матвея отпустят?

– Нет, – покачала я головой. – Но, возможно, мы сможем выяснить, зачем кому-то похищать человека, который ходит пешком. А значит, не богатого человека. Богатые здесь не ходят.

Итак, на данный момент у меня три важных дела. Первое: дети одни. Второе: пить хочется. Третье: жара невыносимая.

Закончить со всем этим для меня превратилось в вопрос выживания. Вряд ли я скоро смогу простить подружкам свои изуродованные выходные, давно не было такой пытки. Я уже пру напролом, нет сил даже лишний раз подумать. Я просто выясняю кого похитили. Как это сделать? Не важно. Есть Михман, где-то здесь его склад, а у нас есть номер его телефона. Созвонились с Сашкой, узнали номер. Я уже не шучу и не размышляю, отдаю команды. Женьке – телефон и задание: «Михман должен быть здесь». Что ж, талант. Она видит в каком я состоянии, берет себя в руки, не косит, не прикидывается дурочкой. Я злая, а она не хочет, чтобы я сорвалась на ней. Результат: Женьку не узнать. Даже в том состоянии я оценила уровень мастерства, который достигла подруга за годы профессионального лицедейства. Голос, выражение, даже внешне, она вмиг меняется и вот передо мной уже не хрупкая зануда Женька, а сильная, грубоватая натура, торгашки с размахом. У нее есть огромная машина полная портящегося товара, она приехала к первым попавшимся в поле зрения складам и теперь названивает владельцам, нервно, торопливо предлагая свой товар. Она, конечно, не говорит об этом, да и звонит одному лишь Михману, но весь ее вид, голос, напор… все есть между слов. Поразительно, но талант у Женьки конечно есть. Она отключилась раньше, чем собеседник успел что-либо пробормотать в ответ. Этого достаточно. Даже если он попытается что-либо выяснить через сторожа и позвонив узнает, что здесь поблизости никаких заметных грузовиков не крутится, что он сделает? Что в нем сработает, здравый смысл или торговый инстинкт? Это следовало нам узнать. Благо ждать не пришлось долго. Торопливо припрыгивал с ноги на ногу, крутя по сторонам головой, явился сам. А большего мне и не нужно. Сейчас он от меня не вырвется. И плевать я хотела на всякие там давления на свидетелей. Если и есть какое-то давление сегодня, то это давление на меня. А это единственное чего я не выношу едва ли не больше, чем жару.

Итак, Михман плыл нам прямо в руки. Маленький, круглый, растерянный, он едва не позеленел, уткнувшись взглядом в двух надвигающихся на него шипящих, выпустивших когти и зубы кошек-оборотней. И он был не далек от истины. Возможно он заблуждался в первопричинах, но по поводу нашей искренней, горячей жажды он был прав. Он причина всех наших злоключений и плевать мне на то, что думается в его круглой, плешивой головушке, я либо узнаю имя похищенного, либо откушу эту перепуганную, хитрую голову, или и то и другое. Что-то уже ничего не соображаю. Нет, надо первое. Взять себя в руки!

– Кого похитили? – рыкнула я, подходя вплотную к начавшему пятиться торгашу.

– Нычего нэ знаю, нычего нэ выдел… – забулькал Михман, наткнувшись спиной на преградившую путь к отступлению Женьку. – Зачэм похытыл, нычего нэ знаю.

– Кого похитили здесь? – Продолжала наступать я.

– Сам знаишь, – взвизгнул Михман.

– Ты его знаешь?

– Нычего нэ знаю…

– Не врать! – Я сжала кулаки. Еще секунда и я отдалась бы единственному наслаждению расцарапать ему все его лоснящееся лицо, уши, выдернуть последние черные волосы, тоскливо обрамляющие блестящую лысину, но Миша тонкая натура, способная уловить когда настает момент истины и его рефлекс сработал как часы: Миша заулыбался и замахал руками. Я всегда говорила, нет мужчины, который устоит против разъяренной женщины. А уж если женщин две и они злы по-настоящему, брызжут ядом, а мужчина один и он перепуганный маленький гость столицы, да еще хоть и косвенно, но влипший в неприятную историю…

– Слушай, я нэ знаю, это ваши дэла… – усердно хихикал Миша.

– Ты влез в наши дела, – продолжала я шипеть ему прямо в толстый нос. – У меня подруга журналистка и я клянусь тебе, завтра же все газеты будут сверкать твоими фотографиями на фоне наших холодильников. Весь город узнает, где ты хранишь свой товар. У тебя больше никто и никогда ничего не купит. А к этому еще ревизии начнутся с проверками, так что готовь документы на все торговые сделки за последний год. Ты станешь козлом отпущения.

Не знаю, что он из всего мною извергнутого понял, но уверена, что смысл он уловил, и хотя первая его фраза:

– Кто казол, я казол? – говорила о тяжелейшей форме слабоумия, по его глазам я видела, что эффект есть и эффект нужный. Пара-тройка знакомых слов, помимо козла, прозвучала и цену этим словам он знал. А впрочем, я думаю, он понял все, умеют, конечно, эти милые смуглые граждане играть в дураков, но считать их таковыми, это самому таковым и быть. Михман поясничал, я терпеливо ждала. Когда же, под звуки все еще склоняемого несчастного, ни в чем не повинного животного, мое терпение через пару секунд лопнуло, я повернулась к Женьке.