Виталий Познин - Женщина на фоне…

Еще одно негласное правило требовало, чтобы имя возлюбленной никогда не упоминалось ее поклонником и обожателем из опасения, что оно может сделаться предметом сплетен. Нередко случалось так, что дама, внимая песням своего поклонника, даже не догадывалась, что речь идет именно о ней. Но весь этот этикет касался лишь узкой части населения. В средневековых же городах и селеньях шла обычная жизнь с ее горестями и радостями, в том числе сугубо плотскими, существующая параллельно деятельности церкви и воспеванию Прекрасной дамы благородными рыцарями (в основном через уста трубадуров). К тому же анализ произведений ряда авторов последнего периода Средневековья красноречиво свидетельствуют о том, что поэзия трубадуров и в целом их отношение к любви (последняя, по их мнению, никак не может существовать в рамках брака, который к тому же совершался чаще всего по выбору родителей, то есть по расчету), приводит не только к романтическому воздыханию, но к широкому распространению адюльтерных связей, а сводничество в это время становится, можно сказать, массовой профессией. Если же верить писателям раннего Ренессанса (скажем, Дж. Бокаччо, написавшему свой знаменитый “Декамерон”), то некоторые женские монастыри той поры больше напоминали самодеятельный публичный дом, чем безгрешные святые места. Позволим себе попутно высказать гипотезу о причине столь резкого повышения сексуальности у средневековых мужчин и женщин.

Во-первых, как известно, всякий запрет вызывает такой же силы противодействие. Как говорится, запретный плод особо сладок. Один из героев Анатоля Франса остроумно заметил, что «христианство оказало большую услугу любви, объявив ее грехом» (А. Франс. «Сады Эпикура»). Именно христианская религия сделала из женщины запретный плод, набросив на сексуальные отношения флер греховности. Что, конечно же, только усилило притягательность этого приятного занятия. Цитируем дальше того же А.Франса: «Чтобы превратиться в то грозное чудо, каким вы (женщины. В.П.) стали теперь, чтобы сделаться равнодушной и царственной причиной подвигов и преступлений, вам нужны были две вещи: цивилизация, давшая вам покрывала, и религия, давшая нам угрызения совести».

Во-вторых, сама атмосфера Средневековья, как ни пытаются ее рисовать светлыми красками некоторые современные авторы, была все же довольно мрачноватой. Большие массы народу, отгородившиеся от природы городскими стенами, в отличие от публики времен античных цивилизаций, мало заботились о гигиене и санитарии. Итогом этого стали эпидемии различных болезней (прежде всего чумы), уносившие тысячи людей. Кроме того, в это время в Европе ведутся бесконечные войны, выкашивающие мужское население. Повсюду пылают очаги ненависти, насилия, торжествует право сильного. Многие люди, глядя на то, что творится вокруг, в это время ощущают в душе отчаяние и усталость. Впечатленные к тому же выразительными библейскими образами, они постоянно ждут Апокалипсиса, то есть конца света. А, как давно заметили психологи, всевозможные природные катаклизмы (землетрясения, извержения вулканов, массовые эпидемии и т.п.) и социальные потрясения (войны, революции и пр.) способствуют резкому повышению сексуальности как у мужчин, так и у женщин. Вполне возможно, что природа таким образом компенсирует неожиданные провалы в демографии. Так что повышенная сексуальность в средние века объяснялась наверняка и этим фактором. И потом, не надо забывать того, что в ту пору не было такого избытка развлечений и различного рода источников информации, как в наши дни. Зато эмоциональная жизнь, при всей простоте нравов, а, может быть, именно благодаря им, была более интенсивной и непосредственной. Если уж горевали, то от всей души. Если веселились, то на полную катушку. Как справедливо заметил большой знаток Средневековья Йохан Хёйзинга, «необходимо вдуматься в эту душевную восприимчивость, в эту впечатлительность и изменчивость, в эту вспыльчивость и внутреннюю готовность к слезам, чтобы понять, какими красками и какой остротой отличалась жизнь этого времени» (Й.Хёйзинга. «Осень средневековья»). В общем, можно сказать, что средневековые люди, будь то простолюдины или вельможи, во многом вели себя, как дети. Что же касается любовной темы, то представители высших классов еще более активно, чем кто-либо, в силу большего количества свободного времени, предавались любовным играм и утехам. Тема любви будировалась ими в самых различных вариантах. При дворе забавы ради были созданы cours d’amoures (суды любви), которые состояли из придворных во главе с “принцем любви”, либо “королевой любви”. Роли последних исполняли правящие особы. На этих “судах любви” на полном серьезе осуждались различные любовные истории и коллизии. Можно сказать, это были предтечи нынешних телепередач, типа “Моя семья”, “Окна” или «Дом 2».

Вот одно из характерных “дел”, рассматриваемых cours d’amoures. Истцом выступал N, некий рыцарь, влюбленный в некую Прекрасную даму. Эта дама любила совсем другого рыцаря. Но, видя упорное обожание со стороны N, вероятно, из жалости и сострадания к своему упорному поклоннику, она сказала N, что обещает уступить его настойчивому ухаживанию в том случае, если разлюбит того, в кого теперь влюблена. Но не разлюбила, а даже вышла замуж за того, кого изначально любила. Исходя из этого факта, N обратился в суд любви, и судьи после недолгого обсуждения торжественно вынесли решение: иск N. вполне справедлив и обоснован и что теперь-то, после замужества означенная дама должна выполнить свое обещание, так как куртуазная любовь не может быть окольцована и ограничена брачными узами, или, проще говоря, о какой любви в семейной жизни может идти речь?..

Что касается положения женщины в средневековом обществе в целом, то наибольшей степенью свободы обладали женщины, стоявшие на самых верхних и, наоборот, на самых нижних ступенях сословной лестницы, то есть находившиеся либо в аристократической, либо в крестьянской среде. В наибольшей же строгости держали своих жен горожане среднего сословия. Тут существовал неписаный кодекс правил поведения и целая куча условностей, которым должна была подчиняться женщина, показываясь на людях. По улице ей следовало ходить, как лошади в шорах, – не поворачивая головы и потупив глаза. Не дай бог, если приличная горожанка начинала болтать с кем-то на улице, да еще при этом смеяться. Если же девушка присаживалась на скамью или на стул, то она должна была походить при этом на каменную статую времен Древнего Египта – соединять колени вместе и складывать руки на животе. Средневековая литература просто кишит антифеминистскими сочинениями, в которых женщин называют «самым опасным силком», «сладким злом», упрекают их в легкомыслии, завистливости, жадности, суетности, болтливости, похотливости и прочих грехах. Семейная жизнь в этих сочинениях – вечный предмет насмешек и иронического сочувствия мужьям. То есть, в отличие от поэтов-трубадуров, приземленные городские прозаики не только не романтизировали слабый пол, но и явно относились к дамам с плохо скрываемым презрением. Таковы две стороны медали средневековой морали, такова диалектика жизни.