Василий Шарлаимов - Австралийский магнат

– Так на чём же нас так бесцеремонно прервали? Ах, да! И вы представляете, эта сволочь, этот КГБистский полковник при таком раскладе пасовал, имея на руках три туза!

– Ну и как? Отсидел твой мичман положенные десять суток? – давя зевок, поинтересовался я.

– Не-а! – отрицательно мотнул головой рассказчик. – Ночью в океане разыгрался жесточайший ураган. Не то из-за качки мичман вывалился за борт, не то его волной смыло, но Маркушкина на крейсере больше никто и никогда не видел.

– Да брось ты, Стёпа! – недоверчиво покосился я на друга. – Я видел авианосец на ходовых испытаниях в Днепро-Бугском лимане. Я даже не могу себе представить такую волну, чтоб кого-то могло смыть с палубы такой громадины.

– Да я и сам, по правде говоря, сомневаюсь в этом, – безропотно согласился со мной Степан. – Это была официальная версия. Скорее всего, нашлись у Маркушкина искренне любящие его «доброжелатели». Ведь не только мне одному он удосужился перейти дорогу и преднамеренно наступить на хвост. А может восторженные почитатели его песенного таланта убоялись, что не переживут его очередной воскресный бенефис и предприняли превентивные меры. Хотя ходили упорные слухи, что мичману приелись незаслуженные нападки сослуживцев и он по собственной воле дезертировал с корабля. Ведь в ту же самую бурную ночь с авианосца, по невыясненной причине, бесследно исчез один из спасательных плотов.

А мичман Серов, с трепетом глядя в небеса, высказал и вовсе сверхъестественную версию:

– Уж слишком Иван Фёдорович был прямым, неподкупным и правильным человеком. Не удивлюсь, если Всевышний забрал Маркушкина в райские кущи, даже не глядя на его воинствующее атеистическое воззрение. Той ночью я видел, как с кормы крейсера в небо вознёсся сияющий мужской силуэт и, пройдя через плотные грозовые тучи, оставил за собой мерцающий радужный шлейф.

Сгинувшего мичмана не сразу кинулись искать. Пропажу плота обнаружили гораздо раньше, чем исчезновение этого въедливого зануды. Всем было так хорошо без Маркушкина, что никто не хотел замечать его непредвиденного отсутствие. Хватились лишь практически через сутки. Но тщательнейшие поиски будто канувшего в воду мичмана так ни к какому результату и не привели.

– И ты больше ничего не слышал о вашем морском волке? – апатично поинтересовался я скорее из приличия, чем из любопытства.

– Кое-какие сведения мне случайно удалось узнать о судьбе бравого мичмана через семь с лишком лет, – лукаво ухмыльнулся Степан. – Но это уже совершенно другая история.

Я сонно кивнул, продолжая плестись рядом с моим могучим другом. Ах, если бы я тогда знал, какое умопомрачительное продолжение было у этой дивной истории, то непременно вытряс бы тогда из Степана её невероятное окончание.

А может это действительно абсолютно иное повествование?

Минут десять мы, молча, брели по широкой хорошо освещённой улице, размышляя о тех немыслимых события, которые иногда выпадают на долю человеческую. Похоже, Степан, как магнит, притягивал к себе всевозможные напасти, приключения и происшествия. И я начал подозревать, что это у него наследственное. Но выяснения этого загадочного феномена я решил отложить на будущее. Безумно хотелось спать, и я мечтал, как можно быстрее добраться до какого-нибудь пенсау, чтоб там преклонить голову к мягкой и теплой подушке.

Двое уставших продрогших странника устало брели в Рождественскую ночь по незнакомому городу, даже не подозревая, какие невообразимые приключения их ждут впереди.

– Вот тебе и на! – обидится строгий, взыскательный читатель. – Автор пообещал нам повесть о австралийском магнате, а рассказал о каких-то двух несчастных странниках и мичмане, страдающем манией величия! Иван Андреевич Крылов непременно бы насмешливо поинтересовался: «А мораль сей завороченной басни какова?»

Придётся автору этих строк признаться, что первые главы этого произведения являются лишь предисловием к головоломной повести, рассказанной его товарищем по трудовой иммиграции. И нам ещё надобно вернуться на двадцать лет назад в Тернополь, чтобы найти стежку-дорожку в логово таинственного австралийского магната.

А пока прошу Вас посочувствовать двоим украинским гастарбайтерам, заплутавшим в чужом городе в католическую Рождественскую ночь накануне 2002-го года.

Мы были до крайнего предела вымотаны непрерывным двухсуточным бодрствованием, включившему в себя и суматошливую Рождественскую ночь. В добавок ко всему, за прошедшие 24 часа на нашу долю выпала целая вереница непредвиденных неприятностей, передряг и злоключений.

На затравку нас чуть было не пырнул ножичком нищий бродяга, решив, что мы позарились на его законное подаяние. Нас едва-едва не «загребла» полиция за досадное недоразумение в пиццерии «Селеште». В густом тумане мы заблудились в незнакомом нам городе и опоздали на последний автобус на Гимараеш. Мой спутник каким-то чудом не свернул себе шею, упав в тумане в плохо огороженную траншею. Дважды мы чуть не были сбиты автомобилями изрядно выпивших на Рождество водителей. А наши кровно заработанные денежки попыталась отобрать шестёрка уличных грабителей. В нас едва не выстрелил из двустволки одуревший от ревности нервный гражданин. В конце концов, по нам шесть раз подряд палил из револьвера выживший из ума полковник. В довершение всех наших бед, мы были неожиданно атакованы рассвирепевшим ирландским догом. И только каким-то непостижимым образом я и мой приятель избежали фатального обширного инфаркта. Ну, что же ещё я позабыл приписать к реестру постигших нас скорбных событий?

И только благодаря неистощимой энергии, оптимизму и находчивости моего могучего сотоварища, мне удалось пережить все мытарства той Рождественской ночи. Степан всё время потчевал меня замысловатым историями из своей безумной биографии, которые и не давали мне упасть духом. Одним из эпизодов его жизнеописания и было повествование о неуживчивом и заносчивом морском волке. Но постепенно все рассказы моего друга, как пазлы головоломки, сложились в сагу о сером кардинале или австралийском магнате.

3. Артём и Артемида.

Нашему жуткому разочарованию и внутреннему опустошению не было ни меры, ни предела. Напрягая последние силы мы, наконец-то, сумели достичь такого желанного нам отеля. Степан издалека приметил старомодную вывеску с фосфоресцирующеё надписью «Resedencial» и мы искренне надеялись, что все наши скитания и невзгоды остались уже далеко-далеко позади. Но, подойдя поближе, мы с ужасом обнаружили, что не одно окно в этом ветхом строении не излучает даже кванта видимой световой энергии. Высокие узкие окна были закрыты тяжелыми деревянными ставнями, а оконные проемы массивной входной двери зияли чернильной, непроглядной темнотой. К одному из стекол дверного окошечка, с внутренней стороны, был приклеен листочек бумаги с написанным от руки предупреждением «Liquidaçãо».